Поэма без героя/Часть первая/Глава вторая (Анна Ахматова)

Перейти к навигацииПерейти к поиску

Часть первая/Глава вторая
автор Анна Ахматова
Из цикла «Поэма без героя». Источник: http://www.akhmatova.org/poems/poema4.htm






Глава вторая


Ты сладострастней, ты телесней
Живых, блистательная тень!


Баратынский





Спальня Героини. Горит восковая свеча.
Над кроватью три портрета хозяйки дома в ролях.
Справа она — Козлоногая, посредине — Путаница,
слева — Портрет в тени.
Одним кажется, что это Коломбина,
другим — Донна Анна (из «Шагов Командора»).
За мансардным окном арапчата играют в снежки.
Метель. Новогодняя полночь. Путаница оживает,
сходит с портрета, и ей чудится голос, который читает:


Распахнулась атла́сная шубка!
    Не сердись на меня, Голубка,
        Что коснусь я этого кубка:
            Не тебя, а себя казню.
Всё равно подходит расплата —
    Видишь там, за вьюгой крупча́той,
        Мейерхольдовы арапчата
            Затевают опять возню?
А вокруг старый город Питер,
    Что народу бока повытер
       (Как тогда народ говорил), —
В гривах, в сбруях, в мучных обозах,
    В размалеванный чайных розах
        И под тучей вороньих крыл.
Но летит, улыбаясь мнимо,
    Над Маринскою сценой prima,
        Ты — наш лебедь непостижимый,
            И острит опоздавший сноб.
Звук оркестра, как с того света,
   (Тень чего-то мелькнула где-то),
        Не предчувствием ли рассвета
            По рядам пробежал озноб?
И опять тот голос знакомый,
    Будто эхо горного грома, —
        Наша слава и торжество!
Он сердца наполняет дрожью
    И несётся по бездорожью
        Над страной, вскормившей его.
Сучья в иссиня-белом снеге…
    Коридор Петровских Коллегий[1]
        Безконечен, гулок и прям
(Что угодно может случиться,
        Но он будет упрямо сниться
            Тем, кто нынче проходит там).
До смешного близка развязка;
    Из-за ширмы Петрушкина[2] маска,
        Вкруг костров кучерская пляска,
            Над дворцом чёрно-жёлтый стяг…
Все́ уже на местах, кто надо;
    Пятым актом из Летнего сада
        Па́хнет… Призрак цусимского ада
            Тут же. — Пьяный поёт моряк…

* * *


Как парадно звенят полозья
    И волочится полость козья…
        Мимо, тени! — Он там один.
На стене его твёрдый профиль.
    Гавриил или Мефистофель
        Твой, красавица, паладин?
Демон сам с улыбкой Тамары,
    Но такие таятся чары
        В этом страшном, дымном лице:
Плоть, почти что ставшая духом,
    И античный локон над ухом —
        Всё таинственно в пришлеце.
Это он в переполненном зале
    Слал ту чёрную розу в бокале,
        Или всё это было сном?
С мёртвым сердцем и мёртвым взором
    Он ли встретился с Командором,
        В тот пробравшись проклятый дом?
И его поведано словом,
    Как вы были в пространстве новом,
        Как вне времени были вы, —
И в каких хрусталях полярных
    И в каких сияньях янтарных
        Там, у устья Леты — Невы.
Ты сбежала сюда с портрета,
    И пустая рама до света
        На стене тебя будет ждать.
Так плясать тебе без партнёра!
    Я же роль рокового хора
        На себя согласна принять.

    На щеках твоих алые пятна;
    Шла бы ты в полотно обратно;
    Ведь сегодня такая ночь,
    Когда нужно платить по счету…
    А дурманящую дремоту
    Мне трудней, чем смерть, превозмочь.

Ты в Россию пришла ниоткуда,
    О моё белокурое чудо,
        Коломбина десятых годов!
Что глядишь ты так смутно и зорко,
    Петербургская кукла, актёрка,
        Ты - один из моих двойников.
К прочим титулам надо и этот
    Приписать. О подруга поэтов,
        Я наследница славы твоей.
Здесь под музыку дивного мэтра,
    Ленинградского дикого ветра
        И в тени заповедного кедра
            Вижу танец придворных костей.

Оплывают венчальные свечи,
    Под фатой «поцелуйные плечи»,
        Храм гремит: «Голубица, гряди!»[3]
Горы пармских фиалок в апреле —
    И свиданье в Мальтийской капелле[4],
        Как проклятье в твоей груди.
Золотого ль века виденье
    Или чёрное преступленье
        В грозном хаосе давних дней?
Мне ответь хоть теперь:
                    неужели
    Ты когда-то жила в самом деле
        И топтала торцы площадей
            Ослепительной ножкой своей?..

Дом пестрей комедьянтской фуры,
    Облупившиеся амуры
        Охраняют Венерин алтарь.
Певчих птиц не сажала в клетку,
    Спальню ты убрала как беседку,
        Деревенскую девку-соседку
            Не узнает весёлый скоба́рь[5].
В стенах лесенки скрыты витые,
    А на стенах лазурных святые —
        Полукрадено это добро…
Вся в цветах, как «Весна» Боттичелли,
    Ты друзей принимала в постели,
        И томился драгунский Пьеро, —
Всех влюблённых в тебя суеверней
    Тот, с улыбкой жертвы вечерней,
        Ты ему как стали — магнит,
Побледнев, он глядит сквозь слёзы,
    Как тебе протянули розы
        И как враг его знаменит.
Твоего я не видела мужа,
    Я, к стеклу приникавшая стужа…
        Вот он, бой крепостных часов…
Ты не бойся — дома не мечу, —
    Выходи ко мне смело навстречу —
        Гороскоп твой давно готов…




  1. Коридор Петровский Коллегий — коридор Петербургского университета
  2. Петрушкина маска — «Петрушка», балет Стравинского
  3. «Голубица, гряди!» — церковное песнопение. Пели, когда невеста ступала на ковёр в храме.
  4. Мальтийская Капелла — построена по проекту Кваренги (с 1798 г. до 1800 г) во внутреннем дворе Воронцовского дворца, в котором помещался Пажеский корпус.
  5. Скоба́рь — обидное прозвище псковичей