Предисловие
Архимандрит Софроний (Сахаров) (1896—1993) — выдающийся духовный писатель и подвижник ХХ в. Его книга «Старец Силуан» — одна из самых читаемых ныне в России. Не нуждается в особых разъяснениях, сколь важна другая его книга «Видеть Бога как Он есть». Письма архим. Софрония тоже были известны в России задолго до их недавних отечественных переизданий (см., напр.: Архим. Софроний. Письма в Россию. Св.-Иоанно-Предтеченский монастырь. — Братство Св. Тихона, Эссекс — М., 1997. Его же: Подвиг Богопознания. Православный Ставропигиальный Св.-Иоанно-Предтеченский монастырь — Паломник, Эссекс — М., 2002. Его же: Письма близким людям. М.: Отчий дом, 1997). Данное письмо отсутствует в указанных переизданиях. Оно обнаружено в архивах о. Александра Меня в виде машинописной перепечатки без подписи, адресат, автор и дата не указаны, что понятно по условиям того времени. Но при сравнении с другими письмами из помянутых изданий стало ясно, что автором данного письма может быть только архим. Софроний. Очевидно, что это письмо относится к позднему времени его жизни. Если судить по фразе в письме «достигнув возраста Старца [Силуана] и ощущая близость смерти», то можно предположить как 70-е, так и 80-е гг. Весьма возможно, что это письмо направлено было прот. Борису Старку и (или) кому-нибудь из его окружения. Некоторые из давних прихожан о. Александра, как и он сам, лично знали о. Бориса и общались с ним. Поэтому вполне понятно появление письма у о. Меня, который, заметим, намеревался его со временем опубликовать.
Письмо ценно тем, что ярко выражает жизненное кредо автора, его ревность об истине православной церкви, его боль о трагическом состоянии церквей на Востоке и Западе и жесткие оценки католичества в его практическом отношении к православию. Отношение архим. Софрония к православию и католичеству сформировалось прежде всего в его духовном опыте, в его личной молитве. В этом духовном опыте коренится также и его интеллектуальное убеждение в том, что православие хранит в себе полноту Истины. Приверженцев экуменизма может покоробить, сколь строго он отнёсся к католичеству, но они не вправе не придавать должное значение тому, сколь серьёзно о. Софроний относился к словам, что «истинное единство возможно только в любви и через любовь».
Суть экуменизма в том, что нельзя игнорировать заповедь Христову «Да будут все едино», и экуменисты в этом, очевидно, правы. Эти слова во второй половине ХХ в. цитировали сплошь и рядом по самым разным поводам. Но далеко не всегда приверженцы экуменизма обращают внимание на то, что эта заповедь любви Христовой означает у апостола Иоанна прежде всего «любовь в истине» (2 Ин. 1 и далее). Православные духовные авторы, такие как о. Софроний, именно этим и дорожат больше, чем кто-либо еще. А истину видят неразрывно связанной с догматом, с чистотой и выверенностью догматического учения.
В наши дни многие из тех, кто не относит себя к врагам экуменизма и не боится, что ради него нужно жертвовать истиной и чистотой православия, чувствуют себя уставшими от бесплодности затянувшейся экуменической риторики и от того, что вероучительные основания примирения Церквей, убедительные для православных, так и не были определены. Духовный последователь архим. Софрония митр. Сурожский Антоний скептически высказывался о заявлениях разных экуменических комитетов — это «заявления обманчивые, ибо они говорят о единстве веры между нами и неправославными — единстве, которого не существует; заявления, вводящие в заблуждение, ибо они поддерживают у других христиан иллюзию, что до единства, о котором мечтают экуменисты, — уже рукой подать, тогда как оно должно основываться на полной бескомпромиссности, на подвижнической верности Истине» (Антоний, митр. Сурожский. Беседы о вере и Церкви. М.: Интербук, 1991. С. 261).
И действительно, до полного примирения в духе и истине пока еще, увы, далеко. Официальный католический документ — декларация Конгрегации вероучения «Господь Иисус» (Dominus Jesus, от 06.08.2000) — вновь возвращает католиков к тому, чтобы не считать православные церкви «церквами-сестрами» для Римско-Католической Церкви. Последняя и впредь претендует оставаться «Матерью и Наставницей» для всех других церквей (см. п. 17 и особ. Примечание, п. 10). Документ выразил четкую антиэкуменическую реакцию в нынешнем католичестве, реакцию, которая будет иметь скорее всего затяжной характер. Другие действия католиков в России это в известной мере подтверждают. Это вовсе не означает, конечно, что в католичестве все сплошь имеет негативный характер, — там тоже идет борьба за Истину, борьба Истины со всем, что ей противостоит. Но после такого документа остается только сожалеть о том, сколь много времени было растрачено на неконструктивные экуменические разговоры.
Леонид Василенко
Письмо
Спасибо за письмо от 10 июня. Оно полно беспокойства за дальнейшие судьбы Церкви нашей. Поскольку Церковь носит в себе все человечество, то есть и приемлющих Ее, и отвергающих, в искании животворящего единства всех по образу Святой Троицы, постольку возможно говорить, что беспокойство за Церковь есть беспокойство за судьбы всего мира.
Разделения между людьми — причина непрестанных братоубийственных войн, гибельно отражающихся на жизни всех. Отсюда искание единства мира. Отсутствие правильного познания о том, что есть человек, извращает пути к достижению правильной самой по себе цели, то есть Единства. До пришествия Христа никто не знал истины о Человеке. Явление Христа — явление или откровение о Человеке, как он, человек, был задуман Творцом в начале. Но мир не принял Христа, отверг Его пути к Единству всех через служение любви, через отдание своей жизни за жизнь других, «ближнего», и до сего времени преобладают те же методы насильственного навязывания внешнего единства. Все войны за созидание «империй» — что, как не стремление силой сколотить единство? И если мы рассмотрим до конца — откуда истекает эта жизненная идея единства, то придем к выводу, что «империализм» есть не что иное, как неосознаннее искание Церкви.
Истинное единство возможно только в любви и через любовь. Любовь навязать нельзя. В этом мире, отвергшем заповедь Христа: «Возлюби ближнего, как самого себя» (я имею в виду подлинное разумение о том, кто наш ближний, данное нам Христом в притче о Самарянине), борьба за торжество любви приводит к жертве, к «распятию» служителей любви. Звероподобные «князья мира сего» убивают их со всяким презрением. Создается впечатление, что заповедь Христа воистину сошла с небес, из Царства не от мира сего; она «вышеестественна», «не по человеку». Церковь же есть не что иное, как проекция Вышнего Царства в плане мира сего. Доколе люди отказываются от следования заповедям Христа, дотоле «раскол» человечества и братоубийственные войны не кончатся. Христос единственный подлинный Спаситель мира.
Мы можем благословлять Бога и Отца нашего, открывшего нам через Христа и образ бытия Самого Бога, и тайну Церкви, как и тайну о Человеке, образе Божием и подобии. Мы знаем, что Истина нам открылась, и в этом наше бессмертное торжество. Но, не достигая реализации данного нам откровения в «акте» нашей жизни, мы неизбежно и постоянно покрыты позором и страдаем.
Скоро будет 20 лет, а быть может даже и более лет, как мы впервые встретились. Из Вашего письма видно, что вы знаете, что затронутая Вами в нем проблема всегда остро стояла предо мною. И это естественно. Все мы, в глубинах нашего духа, жаждем достигнуть безначальной и бесконечной Любви Отчей, стать гражданами Его «неколеблемого Царства». И я могу сказать, что с молодых лет напряженно искал и не перестал искать торжества любви как победы над удушающей нас смертью. Преобладало во мне видение Смерти в те годы. И я немало лет наивно надеялся победить смерть чрез искусство (не чрез науку, область которой ограничена детерминированным природным миром). Помню томительные периоды, когда я всем моим существом ощущал, что если я умираю, то все, что окружает меня, становится абсурдом. Я думал: если я умираю в полном смысле этого слова, то не только природный космос и мир людской, но и Сам Бог умирает во мне. Моя смерть будет смертью и Бога во мне, для меня. Из этой мысли, или состояния духа моего, рождались два вывода: один — что я не более чем временное бессмысленное явление; другой — что самое наличие во мне такой идеи есть показатель, что я, как и всякий другой человек, есть некий «центр» мира. В этой буре юных лет я стремился распознать, что же есть во мне, облеченном сим тленным телом, бессмертного, трансцендирующего мое историческое бывание?
В один страшный, незабываемый момент меня как некая молния поразила мысль: Евангелие, со своей заповедью любви, не даст мне достигнуть искомого мною, то есть Вечности. Увлеченный в то время чтением о буддизме и вообще дальневосточной мистике, я склонился к идее Сверх-Личного Абсолюта; она показалась мне тогда глубокой и более величественной; чем христианская вера. Так прошло несколько очень напряженных лет в искании, отклонившем меня от христианской молитвы, которая с самого раннего детства срослась с моим духом. И только после войны, когда я был уже во Франции, то есть в начале двадцатых годов, я снова возвратился ко Христу, но уже с иным познанием Его Истины, Его превосходства над всеми и над всем. Это был благословенный момент откровения мне Персонального Бога. Не будьте строги ко мне за эти «претенциозные» слова… Когда я читаю о данном Моисею откровении: «Аз есмь Сый», то мне представляется, что в тот, трагический для него период после бегства из Египта, его искание Истины выражалось вопросом: «Что есть Истина»? И в ответ он получил: «Аз есмь Истина» (Я, а не «что»). Поскольку, однако, Моисей не получил более ясного откровения «Лица», он не перестал пребывать в сознании, что Истина явлена ему не во всей своей Полноте. Поэтому говорил он народу еврейскому, что Бог пошлет им Другого Пророка, который откроет им «апанта», то есть «все», всю полноту Истины. И жили евреи в ожидании сего «Пророка».
Самым ярким, самым очевидным откровением Персоны-Бога является Христос. Чрез Него мы познали и образ бытия Бога-Троицы. Христос — мера всех вещей, и божественных, и человеческих. Чрез Него мы познали и Персону-Ипостась Отца; чрез Него мы познаем и Духа Святаго. Мы знаем теперь, что всякий дух, который вещает в нас не то, что заповедал нам Христос, не есть Святый Дух, третья Ипостась Троицы. Итак, во Христе мы имеем «критерий», когда в нас говорит Дух Святый, и когда переживаемое нами «вдохновение» есть лжепророчество.
Встреча со Христом есть воистину воскресение из мертвых; она носит пасхальный характер; это триумф, но совсем иного рода, чем триумф земных победителей. По воскресении Господь явился ученикам с кротким словом: «Мир вам!» Так победа сия полна глубокого мира и любви, порождающих в душе желание спасения всем и молитву о всей твари.
Не скажу, что сразу мне стало ясно все то, что я пишу сейчас. Если мы внимательно прочитаем евангельское повествование о данном Божией Матери откровении, то увидим, что даже Ей оно, откровение, давалось постепенно. Завершение откровения Ей было, полагаю, в день Сошествия Святаго Духа… Лишь на Святой Горе, то есть уже в начале тридцатых годов, благодаря встрече со Старцем Силуаном утвердилось во мне доверие к пережитому во Франции; больше того, чрез него, Старца, к живому ощущению приложилось и познание, то есть «уразумение» — в каком состоянии нашего духа мы становимся ипостасями по образу Ипостаси Воплощенного Слова и Сына. Видите, мы приблизились к исповеди, быть может, наиболее страшной, то есть самой ответственной. Что же узнал я от Старца Силуана? Блаженный говорил мне о молитве за весь мир, как за самого себя. И именно такая молитва есть исход за пределы «индивидуальности» нашей (каждого из нас) в измерения «ипостасной» жизни по образу Христа. Достигнув возраста Старца и ощущая близость смерти, я решаюсь теперь говорить более решительно о том, о чем робко писал в книге о нем. Необходимо откровение или вдохновение Свыше (как это было в случае Моисея), чтобы человек постиг, что Персональное Начало, или иначе говоря, Принцип Персоны в Божественном Бытии есть предвечная «форма» или «образ» (по-гречески «тропос») бытия Живого Бога-Абсолюта. Вне этого принципа, или, как теперь более принято говорить, — «измерения» (димансьон), вообще никакое бытие невозможно. Если от Бога отнять это «ипостасное» измерение, то из воистину «Сущего» — «Аз есмь» — Бог станет отвлеченной идеей, и самой соответствующей формой «богословия» станет современное богословие «смерти Бога».
Когда Господь, прощая мне мое безумие, снова явился мне, и уже не как «младенцу умом», тогда я осознал, что истинно живет только «Ипостась» (Персона).
Возможно было бы долго говорить по этому поводу; возможно предложить некоторую логическую последовательность мысли в показание, что никакое «трехмерное тело» (тридимансионель) не может существовать, если нет другого большего «объема» или «пространства», куда поместить это тело. Тот же порядок мысли о сем «большем» объеме, доколе не дойдем до положения, что никакое «трехмерное тело» не может существовать, если нет беспредельного пространства. Точно также нет такого «временного момента», который проявился бы вне временной беспредельности, то есть вечности. Нет нужды между нами говорить, что мы вынуждены выражать себя кругом существующих понятий о времени и пространстве. Ни тому, ни другому, в сущности, нет определения.
Дискурсивное мышление останавливается на этом пределе. И постижение, что и сама вечность, и беспредельность пространства должны найти себе Носителя, вне Которого они не могут существовать, лежит за гранью «логики», носитель сей — есть Персона-Ипостась. Вне «ипостасного» измерения ничто не существует и не может существовать. Постижение сие есть рождение Свыше. Словами объяснить его невозможно. Оно приходит как Свет и сообщает душе недоказуемое другим, но не требующее доказательств для получившего сие Знание, бытийное знание. Русское слово «бытийное» выражает нечто большее, чем термин «экзистенциальное». Кто не имеет сего опыта, с тем нелегка беседа.
В мой ум врывается сейчас мысль об Адаме. Я полагаю, что Адам был тем первым Человеком, которому открылась сия Истина. «Первым» из той массы «антропоидов», которая, возможно, жила уже на Земле. Падение Адама допустимо, мне кажется, мыслить как некий «испуг» пред Ипостасным Началом Бога… «Началом», которое идет дальше всякой мысли, «пугающее» своей непостижимостью… В состоянии нашего несовершенства нас подавляет сознание недоведомой, непредвидимой реакции сей Ипостаси-Персоны на всякое наше действие. Испуг или страх преодолевается верой и любовью. Змий, сей Некто, павший до Адама, подсунул Еве и Адаму идею «обожения» не путем веры и любви, а чрез искание Сверх-личного Принципа, который детерминирует ипостасного Бога. Путь к такому обожению — механический: отвергнуть Личного Бога, нарушить Его заповедь, «съесть яблоко»… Итак, Адам должен был снизойти в долину скорби и плача, чтобы изведать смерть всего «детерминированного».
Те из наследников Адама, которым не было дано знать молитву за весь мир, за все человечество как за самого себя, живут в тисках своей «индивидуальности». Ощущая ограниченность этой «индивидуальности», они свой опыт переносят и на Божественное Бытие, они и в Нем хотят идти «дальше» Личного Начала, устремляются к «сверх-личному». Понятие персоны-индивидуума для них лимитативное… Наше понятие «Ипостась», — это Тот, Кто истинно Есть, Кто подлинно живет, Кто носит в Себе все сущее. Кто объемлет все беспредельности. И Ему мы молимся. Вот мы подошли к теме Вашего письма, Вы пишете:
"Есть одна вещь, которая нередко заставляет меня беспокоиться, это факт, что огромное большинство становится все более и более безразличным к «демаркационной линии» не только между различными конфессиями (христианскими), но даже и религиями… И вне нашей Церкви, и внутри Ея я вижу возрастающее непонимание подлинного смысла Церкви… "
Мы много беседовали с Вами по этим вопросам, правда, в иных контекстах, чем в данном случае, и нет нужды в пространных рассуждениях. Повторю, однако, что для меня стало ясным, что все «водоразделы», или как Вы выразились, «демаркационные линии» между различными «конфессиями» и тем более «религиями», связаны с различным восприятием «Ипостасного Начала», места или значения этого начала в Бытии Божественном и в бытии тварном, «по образу и по подобию».
Откровение Божественной Персоны в его максимальной конкретности Воплощения есть последнее Откровение. Встречи с исторической конкретностью Воплощения недоставало Моисею и всем прочим пророкам Ветхого Завета.
То Начало, которое лежит дальше или глубже всякого детерминизма, не может быть познано иначе, как чрез Откровение. Сие дано нам чрез Христа в Духе Святом. Бог открыл нам Себя как Троицу. В сей Троице вне Божественных Ипостасей нет никакой «Сущности». Иначе говоря, то, что мы именуем Сущностью, никак не идет ДАЛЬШЕ или ГЛУБЖЕ Ипостасей. Сущность во всей своей абсолютной полноте ипостазирована каждою из трех Ипостасей Троицы, и поэтому Церковью отвергается всякий вид субординации в Троице, но утверждается равенство всех Трех. Являясь носителем всей абсолютной полноты Божества, каждая Ипостась может быть именована Ипостасью в абсолютном смысле. (Говорю об этом потому, что о. Сергий Булгаков абсолютную ипостась видел в соединении Трех: Я, Ты, Он, Мы, Вы, Они). Отцы Церкви (нашей), исходя из положения, что нет Сущности, лежащей дальше Ипостасей, единство Бога утверждают не на единстве Сущности, а на Единстве и единственности Отца. Отец, во всей Своей абсолютной полноте Родитель Сына и Изводитель Духа.
В этих двух различных «движениях» Отец выявляется «адекватно». В силу чего и Сын, и Дух Святой суть полноценные свидетели Отца. Поскольку вне Ипостасей нет Сущности, постольку приходится говорить о тождестве (идантитэ) между Ипостасью и Сущностью. И если бы Ипостась была единою, то между Ипостасью и Сущностью не было бы никакого различия, но так как в Божестве ином Бытии Три Ипостаси, то мы выражаем сие антиномическим утверждением абсолютного тожества и, одновременно, абсолютного различия. Это прекрасно выразил Лосский как «экилибр» двух полюсов в Божестве.
Это, казалось бы «академическое» рассуждение имеет чрезвычайное значение для нашего церковного бытия. Оно отражается положительно на всех сторонах нашей и общецерковной и персональной жизни в Боге. Можно только глубоко сожалеть, что римо-католики так упорно держатся своего заблуждения. Их удаление от православной триадологии привело к вековому разделению христианского мира. Римо-Католичество и Православие — это два глубоко различных мира. Различны и их исторические судьбы в мире сем. Поскольку главные массы христиан православных живут на Востоке Европы, а римо-католиков на Западе, постольку говорится о Восточной Церкви и о Западной. Конечно, этот «географический» признак, по существу, не приложим к понятию Церкви. Однако, мировой конфликт в плане политическом между «Востоком» и «Западом» можно рассматривать как отражение или проекцию духовного состояния народов.
Ваши положения в письме: «Подлинный смысл Церкви»… «Двери ада не победят Церкви»… «Истинное единство только в Церкви»… «Вне Церкви всякое единство будет представлять собою смесь противоположностей, то есть как благо, к которому примешано зло». «Не следует ли рассматривать современные события как испытание (очищение) нашей верности Православной Церкви, которая носит в себе таинственный образ Святой Троицы»… «Если действительно совершается переплавка жизни людей на Земле, не будет ли сия переплавка положительной только в случае хранения всеми силами полноты Предания Православной Церкви?»… «Я верую, что непрерывность предания и постоянное обновление жизни наше и в этом Предании существуют только в Православной Церкви, и вне Ее нигде в мире».
Все это глубокие и важные темы. Они связаны в Вашем случае с проблемой искомого единства Церкви или «церквей», с тем, как мы можем и должны реагировать на все предпринимаемые меры к достижению единства христианского мира. Я полагаю, что единство внешнее и административное христианского мира ценой забвения об искании интегрального понимания данного нам Откровения даст, возможно, положительные результаты в плане политическом и социальном, но никак не в плане духовном. Всем христианам необходимо прежде всего пребывать в духе заповедей Христа, и особенно помнить заповедь: «Любите враги ваша». Такое духовное состояние людей привело бы к постижению и догматических положений Отцов нашей Церкви, и тогда стало бы легко найти единство подлинное и в духе жизни, и в исповедании Истины устами. До времени, я лично предпочитаю настоящее «разделение», чтобы не утерялось совершенно свидетельство об Истине. Уверен, что если бы мы теперь пошли «на уступки», «на компромиссы» в плане исповедания, и соединились бы, скажем, с католиками, то навеки с лица Земли исчезло бы познание Истины в ее интегральном объеме. Восстановить или возвратить познание сие было бы уже невозможно «человеческими» средствами. Кто бы из людей ни выступил на защиту Истины, голос «Вселенского» Собора превалировал бы. И так путь к совершенству был бы отрезан. Присутствие хотя бы немногих людей, которые решительно стоят за сохранение нашего познания, нашего восприятия Откровения, может как-то еще не только отражаться благотворно на судьбах мира в силу наличия таких людей на Земле, но и пробудить в сознании других людей, что сие исповедание существовало в прежние века, прославленные явлением исключительной святости.
Наше положение весьма «деликатно», чтобы не сказать трудно. Заповеди Христа ставят нас в крайнее противоречие: с одной стороны сия заповедь, будучи отражением Божественного совершенства в плане Земли, требует от нас всеобъемлющей, космической любви, соединяющей всех воедино, с другой отказ наш пойти на «уступки» в плане учения Церкви приводит нас к «разделению видимому», как бы противоречащему любви… Невозможно и не должно навязывать кому бы то ни было любовь Христову. И так как сия любовь кротка по природе своей, то противные ей силы распинают ее. Да, любовь Христова в этом мире неизбежно РАСПЯТА. И это распятие мы доброй волей избираем как наш путь жизни во Христе. Духовные невежды будут поносить нас, даже ненавидеть и затем убивать. Но мы не должны отступить от Истины нашего исповедания, предпочитая изгнания, поношения, нищету, бесправие, ограбления и в конце концов смерть во всех ее видах, включая и насильственную. Западное «христианство» в подавляющей его массе — агрессивно. Западные не только «защищают» себя от нападения противников, но и ведут сами наступательную борьбу, часто просто «превентивную»… И это верно даже до наших дней. Но основным и нашим единственным оружием была и будет — литургическая молитва за весь мир. И малое уподобление «Агнцу» сделает нас «овцами, приговоренными на заклание». Но смерть наша через заклание преложится в вечную победу над смертью.
Давно уже я стоял перед мыслью: остаться одному с тем видением Истины, какое мне дано! Что сделаю я, если в наши дни соберется некий «вселенский собор» и вынесет постановление, решение о приемлемости «филиокве» и вытекающих из него других «догматов»? Ответ мой: я не найду в себе сил последовать за таким собором. «Филиокве» скрывает за собой совершенно иное понимание и Божественного Бытия, и человеческого; поставить себя в «филиоквистическую перспективу» — это значит не только изменить свое представление о Боге, но и радикально изменить все наши проявления в жизни христианской и просто человеческих отношений. Папизм с его детерминацией Папы, с «догматами о непогрешимости» [главы] римского епископата в моем сознании просто начисто уничтожает человека. Если только один Папа «детерминирован» Свыше, то уже нет человека вообще. Католическая Божия Матерь также не человек, но некий «идеальный робот». Вся история мира превращается в некий «космический детерминированный процесс»… Да, римо-католичество — это некий глубоко чуждый нам мир, и говорить о соединении Православия с Римом не приходится. Его, этого единения, ищут только те лица, которые подавлены последствиями разделений в плане историческом; устранив это разделение, они достигнут не более чем улучшения психологической атмосферы, в порядке социальном или политическом. А созерцание Истинного Бога, Живого и животворящего, забудется людьми.
С другой стороны, факт, что все четыре Евангелия начинаются с указания на пророчество Исаии: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу… всякий дол да наполнится, и всякий холм и гора да понизятся… и неровные пути сделаются гладкими; и явится слава Господня, и узрит всякая плоть (спасение Божие); …уста Господни изрекли это» (Ис. 40: 3-5). Согласно с этим пророчеством, доколе мир разделяется на господ и рабов, на доминирующих и раздавленных, дотоле не проявляется «слава Господня», дотоле она остается незримою человечеством, и чувство богооставленности подавляет людей; наличие небратства между людьми — исключает возможность истинно произносить молитву «Отче наш»; наличие насилий, братоубийств, всяких неправд — одна из главнейших причин отпадения от «Церкви» прежде всего страдающих масс; один из наиболее сильных доводов неверующих. Последние вовсе не думают, что историческая церковь слишком часто искажает подлинный образ Христа. На Западе еще и то трагично, что, когда произносится слово «церковь», тогда первый рефлекс европейцев: «Рим-Ватикан». Именем Христа прикрыты бесчисленные преступления. Легенда Достоевского — самый точный портрет Ватикана.
Оставим слово об этом печальном, действительно трагическом «недоразумении», принесшем и продолжающем приносить миллионы человеческих жизней в жертву папскому «Престолу»…
«Экуменизм». Нам, православным, легче с протестантами, потому что они не ищут доминации над миром. Морально, этически они несравненно выше ватиканской формы христианства. С ними у нас встреча происходит на низшем догматическом уровне, но в атмосфере более братской, по крайней мере — дружественной… Мой опыт экуменических встреч меня разочаровал тем, что я не увидел в участниках напряженного искания всеми силами нашего существа познать Истину в Ее полноте и чистоте. Получалось впечатление, что эти люди всячески стараются убежать от того «критического напряжения», в состоянии которого раскрывается в человеке «шестое чувство», чувство духовного мира. Так или иначе, если христиане вообще всех конфессий сосредоточат свое внимание на заповедях Христа о любви к ближнему, о любви к врагам, перестанут искать доминирования над братом, атмосфера всего мира станет несравненно лучшей и надежда на более яркое проявление Славы Господней возрастет.
А пока да даст нам Господь пребывать непоколебимыми в молитве нашей за всех и вся. Молитве, освобождающей от болезненного страха, давая душе Свыше сходящий мир. «О Свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся»… «О мире всего мира, о благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех в любви Христовой, Господу помолимся».
Чтобы написать Вам это письмо, я оставил на время другие срочные работы. Мне хотелось вознаградить себя за то, что я отсутствовал во время Вашего визита в Англию. Разделяя Ваше беспокойство, а вместе и Вашу веру в победу Христа и Его Церкви, я писал Вам о вещах таких, о которых редко говорю и с весьма немногими. Силы мои умаляются; старею, слабею. Пока живу, не делайте шума вокруг этого моего письма. Знаю, что помните меня в молитвах Ваших, как и мы помним Вас.
Мы в Телеграм