Письма в Россию (Архимандрит Софроний (Сахаров))

ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ АРХИМАНДРИТА СОФРОНИЯ (САХАРОВА) «ПИСЬМА В РОССИЮ»

Иеродиакон Николай (Сахаров)

Источник: Архимандрит Софроний (Сахаров). Письма в Россию. -Эссекс — М.: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; Бр-во св. Тихона, 1997. -С. 7-16.

Архимандрит Софроний (Сахаров, 1896—1993) знаком русскому читателю в первую очередь по книге «Старец Силуан», которая, будучи переведена на 16 языков, известна сегодня всему христианскому миру. Те, кому приоткрылся духовный мир о. Софрония, вряд ли нуждаются в ином свидетельстве о нем, чем его собственное слово. Ибо, как он писал своей сестре Марии, «…главное давно уже сказано» (1) — сказано им самим в трех основных книгах: «Старец Силуан» (Париж, 1952): «О молитве» (Париж, 1991) и «Видеть Бога как Он есть» (Эссекс, 1985). Относительно последней он свидетельствует: «…я там писал целую мою исповедь за всю мою жизнь . Там приведено все самое важное из моей жизни в Боге…» (2).

Настоящая подборка писем, возможно, добавит несколько штрихов к его духовному портрету, открывая некоторые стороны его повседневной жизни и общения с другими людьми. В этой книге приводятся письма к его сестрам Марии и Александре (Шуре), а также беседа, адресованная всем членам семьи. Примечательно, что разнообразие взглядов и мировоззрений, которое отличало родных о. Софрония, не было препятствием для его духовного слова к ним. В простых словах он рассказывал о своей жизни в Боге так, что это было понятным даже тем членам семьи, которые считали себя неверующими. Движимое огнем «любви Христовой», которая «есть любовь, объемлющая весь мир» (3) и каждого человека, его свободное слово о Боге не знает каких бы то ни было ограничений религиозного, философского или политического порядка, поскольку, как он сам пишет, «всякое ограничение, всякое самозамыкание, всякий страх чужого — нам, христианам, не к лицу» (4). Эта беспредельность любви его «к каждому человеку как неповторимой вечной ценности» (5) наполняет всякое его слово, к кому бы оно ни было обращено.

Своим живым примером он показал, как «мы стоим перед необходимостью „раскрыть“ себя для „всего“ и всех, чтобы самим стать христианами» (6).

Чтобы содержание «Беседы» и писем было более понятным, мы предлагаем несколько слов о разных членах семьи, о которых упоминает о. Софроний.

На протяжении всей жизни о. Софроний бережно хранил в сердце память о своих родителях и особенно о матери Екатерине.

Его мать была человеком глубокого сердца и праведной жизни, что стало явным при следующих обстоятельствах.

Как-то раз, проходя по одной из улиц Москвы мимо храма свт. Николая, она увидела большое скопление народа, толпившегося при входе в церковь. Екатерина попыталась припомнить, не выпадал ли какой-нибудь церковный праздник на тот день, чем объяснялось бы такое множество людей. Подойдя к толпе, она узнала, что там был Иоанн Кронштадтский. Не желая упустить случай увидеть прославленного служителя Церкви, Екатерина попыталась проникнуть глубже в толпу — как можно ближе к тому месту, где находился о. Иоанн. Случилось так, что в это момент он как раз выходил из церкви. Чтобы лучше видеть его, она приподнялась на цыпочки. Увидев ее, Иоанн Кронштадтский во всеуслышание воскликнул: «Смотрите, вот праведный человек!», указывая при этом на смутившуюся от неожиданности Екатерину.

Другим событием, которое приоткрыло отчасти духовный облик матери о. Софрония, стала смерть его родной сестры, которую тоже звали Екатериной. В церковь его сестра не ходила, и вопросы веры в Бога ее мало занимали. Несмотря на это, ее предсмертное состояние свидетельствовало о коренной перемене в ее сознании — перемене, которая произошла в результате явления ей покойной матери. Об этом событии о. Софроний узнал из писем.

Мария, описывая предсмертное состояние Екатерины, заметила: «Когда мы узнали, что она должна умереть, так как рак печени не вылечивается, потому что оперировать печень нельзя, меня больше всего тревожила мысль о ее равнодушном отношении к религии» (7). В следующем письме Мария написала о предсмертном явлении Екатерине их покойной матери и о самой смерти Екатерины. Мария рассказала, как от действия наркотических обезболивающих средств Екатерина находилась долгое время в бессознательном состоянии, приходя в себя лишь на короткое время, За сутки до смерти сознание вернулось к Екатерине, и она вдруг ясно сказала, глядя сидящей рядом Марии в глаза:

«Мама мне сказала: „Я умерла верующая — хочу, чтобы и вы все умерли верующими“».

Мария сказала Екатерине:

— Но ведь ты верующая?

Екатерина ответила Марии, как бы досадуя, что Мария не о том говорит, что сейчас речь не о ней самой:

— Да. Но нужно, чтобы все остальные знали это…

Мария после это спросила:

— Ты говорила с мамой?

На что Екатерина совершенно сознательно ответила:

— Да (8).

О.Софроний часто вспоминал, как перед его отъездом заграницу в 1921 году мать дала ему маленький нательный крестик как знак ее материнского благословения. Это было, когда он увлекся нехристианским Востоком, оставив веру своего детства. Но, приняв этот крестик только ради того, чтобы не оскорбить мать, он со временем, по его словам, все сильнее и сильнее ощущал через него силу воздействия материнского благословения, которым дорожил всю свою жизнь. Этот крестик был всегда при о. Софронии в его монашеской келье, и незадолго перед кончиной о. Софроний завещал, чтобы его похоронили с этим крестиком. (В гроб также по его просьбе была брошена горсть земли с могилы матери, которую он хранил со времени одной из своих поездок в Россию.)

С большой любовью о. Софроний вспоминал также о своей няне. Ее влияние на формирование духовного облика Сергея (в последствии архимандрита Софрония) в детские годы было одним из решающих. О.Софроний отчасти упоминает об этом в «Беседе с семьей».

Няня воспитывалась в крестьянской семье в деревне. Благодаря естественной воцерковленности православного крестьянского быта няня с самого раннего детства привыкла подолгу молиться в церкви и дома. С юных лет ее отличительной чертой была та девственная чистота души, которая так способствует глубокой сердечной молитве. Когда пришло время выдать ее замуж, родители насильно обвенчали ее с одним деревенским парнем. В первую брачную ночь она никак не могла понять, чего от нее хотел молодой супруг. Когда же поняла, то в страхе выскочила через окно на улицу и так, даже не захватив с собой никаких пожиток, убежала в Москву в надежде найти там какую-либо работу. Так она устроилась няней в семью Сахаровых, где ей было поручено воспитание новорожденного Сергея.

Воспоминания о. Софрония о младенческих и детских годах были связаны именно с ней. Она не только брала его на прогулки, но и в церковь на богослужение, где маленький Сережа сидел у ее ног, пока она молилась. Эта глубокая и горячая молитва девственного сердца не прошла бесследно для мальчика. И няня, сама того не осознавая, стала первым учителем молитвы для о. Софрония (9).

Эти навык и потребность к непрестанной молитве сохранились у о. Софрония на протяжении всей его жизни, даже в те годы, когда он стал увлекаться восточными религиями в поисках сверхличного Абсолюта. Это было время, когда он перестал посещать церковь, и, по его собственным словам, «…с большим усилием… стал прекращать в себе эту молитву» и «…решил отойти от …детской молитвы…» (10). Это событие няня переживала не без боли, так как она любила Сергея материнской любовью. Так, однажды, незадолго до того, как Сергея должны были взять в армию, она занималась привычной домашней работой — гладила белье. Сергей находился в комнате рядом с ней. И вдруг она, положив ем у руку на голову, с горечью нежно сказала: «Глупенький ты мой! Ведь человек-то без Бога — он как статуя!». Видимо, пламенная молитва няни удержала молодого Сергея от окончательного разрыва с христианством в те годы и всецелого обращения в религиозные идеи нехристианского Востока.

Вспоминал о. Софроний и другой случай, связанный с няней, когда она, несмотря на свою необразованность и простоту, проявила глубокую духовную интуицию. Как-то раз он писал портрет своей сестры Екатерины в профиль. Увидев это, няня сказала: «Что же ты пишешь ее так, что виден только один глаз?». Много лет спустя, когда о. Софроний стал заниматься иконописью, он вспомнил эти слова и был поражен их глубиной. По иконописной традиции написание ликов святых в профиль избегается, так как только через изображение двух глаз, а не одного возможно передать в красках духовную сущность, личность человека.

В одном из писем о. Софроний также упоминает своего брата Николая, которого он особенно любил за его истинно христианский характер: «Редкий, замечательный он человек. За свою жизнь стольким людям он принес мир, который так необходим в наше время всему миру, а следовательно, и каждому из нас» (11).

Духовная мудрость Николая проявилась с самых ранних лет. Как-то раз, когда он и Сергей гуляли по Москве, им случилось проходить мимо окон одного дома, откуда доносились крики ругающихся и спорящих людей. В связи с этим Николай заметил Сергею:

— А знаешь, как начинаются все семейные споры и конфликты?

— Как?

— Стоит лишь сказать «А кто я тут?!» и затем ударить кулаком по столу.

Николай уже в юные годы обнаружил ту чувствительность сердца, которую о. Софроний так высоко ценил в духовническом служении. Как-то врач посоветовал Николаю провести некоторое время в санатории, который находился где-то в Белоруссии. Как к человеку из столицы к нему там был особенный интерес со стороны местных жителей, которые задавали ему различные вопросы о Москве и о разных других предметах, так как с первого же момента знакомства с Николаем было трудно не заметить его начитанности и широты кругозора. И вот одна крестьянка поделилась с ним своей трудностью. Ее дочка с трудом усваивала преподаваемое в школе и была неспособна к какой-либо интеллектуальной работе, и за это многие их соседи считали ее умственно отсталой. Когда же Николай увидел ее, он сказал матери: «Девочка не глупая, но ей надо научиться сосредотачиваться умом. Пусть она читает несколько раз в день, особенно перед занятиями „Богородице Дево“ трижды и дело исправится». Послушавшись совета семнадцатилетнего юноши, мать скоро убедилась в его правоте: девочка вскоре догнала в учебе своих одноклассников.

Среди других посетителей была молодая женщина, которая поведала Николаю о своих сложностях со свекром. Будучи человеком грубым, он редко обращался с ней без крика, из-за чего она очень страдала. Николай же дал ей совершенно неожиданный совет: «Когда он начнет кричать, вы садитесь и начинайте есть хлеб». И действительно, спустя некоторое время ситуация исправилась. Дело было в том, что Николай распознал другую черту в натуре этого человека — жадность. Увидев, что от крика и грубого отношения у его снохи появлялся нездоровый аппетит и она начинала есть хлеб, свекор стал более сдержанным в своем поведении из соображений экономии.

В более зрелом возрасте Николай вошел в круг духовных последователей известного московского священника Алексия Мечева. Был момент в его жизни, когда он по совету о. Алексия серьезно задумался о том, чтобы принять иерейский сан, и даже начал проходить подготовку к священническому служению в Алма-Атинской епархии. О.Софроний с благоговением вспоминал о том, что весь облик Николая, его манера говорить и вести себя, внутренние движения сердца и реакции его души — словом, все говорило о духовной глубине и священническом складе его личности. Особенно примечательным был его тихий ровный взгляд, который свидетельствовал о глубоком мире его души и который не все могли «выдерживать». Так, когда Николай посещал церковь, были случаи, что священнослужитель, заметив его среди молящегося народа, по виду принимал его за священника и предлагал ему молиться в алтаре.

Но ему не суждено было стать священником. В 1930 году Николай поступил на службу в Правление Госбанка СССР, где один из его сослуживцев, завидуя быстрому продвижению Николая по службе, написал донос, в котором указал, что «посредством пения молитв и псалмов он ведет антигосударственную пропаганду». По этому доносу в 1931 году Николай был арестован и выслан на поселение в г. Семипалатинск. Приговор был вынесен не за «молитвы и псалмы», а за отказ даже после жестоких допросов дать какие-либо сведения о других прихожанах свящ. Алексия Мечева. Своих убеждений Николай не скрывал. Рассказывал он и о том, что пел в церковном хоре.

В 1934 году Николай вернулся в Москву, в годы Великой Отечественной войны был в действующей армии.

А в 1949 году Николай был снова неожиданно выслан из Москвы, на этот раз во Владимир, где подвергался долгим изнуряющим допросам. В 1958 году он был полностью реабилитирован.

Все выпавшие на его долю испытания подорвали его физическое здоровье, но умножили его веру и любовь к Богу и к ближним. В большом цикле стихов к любимой жене и другу он писал:

   Не здесь, а там всему свершенье,
   Всему законченность дана.
   Святым внимай всегда стремленьям -
   В них к Вечности наша стезя.

В октябре 1991 года о. Софроний в дарственной надписи на книге «О молитве» написал дочери Николая: «Помни, что твой отец Николай был на земле святым, а на Небе теперь во Славе Великой».

Одной из причин, по которой о. Софроний, несмотря на всю свою любовь и уважение к брату, не писал ему писем, был страх поставить брата и его семью под угрозу со стороны государственных органов. Этим объясняется то, что основная часть корреспонденции адресована Марии и Шуре, которые не имели семей (12).

Переписка с Шурой не отличается тем богатством богословского материала, которым полны письма к Марии. Шура была неверующей, и для нее о. Софроний был не более чем брат, чего нельзя сказать о Марии. Распознав в о. Софронии человека с незаурядным духовным опытом, Мария сразу же настроила тон их переписки на духовный лад., так как сама была человеком глубоко религиозным. О.Софроний с большим уважением относился к пережитому Марией духовному опыту и не раз ссылался на него в их письменной беседе.

При встрече Мария рассказала о. Софронию об одном эпизоде из своей жизни. Это случилось еще в годы ее молодости, когда послереволюционный хаос царил в стране и положение многих людей, не разделявших идеологию большевистского правительства, было под угрозой. В один из дней, когда Марией овладел страх возможных репрессий, во время молитвы она почувствовала, как Кто-то сзади нежно обхватил ее руками, и ясно услышала в сердце голос Самого Христа, сказавшего: «Не бойся, Я тебя сохраню». В тот момент у нее не было ни малейшего сомнения относительно Того, Кто сказал ей эти слова. Чувство страха покинуло Марию безвозвратно — этот опыт она хранила в сердце на протяжении всей жизни. Это также помогло ей в тот момент, когда нужно было оформлять документы для поездки в Великобританию по приглашению о. Софрония. В то время «холодная война» была в разгаре и всякий контакт с Западом был чреват опасными последствиями. Мария же, храня в сердце те слова Христа, бесстрашно входила во все советские учреждения, связанные с оформлением разрешений на выезд. Ее смелость наводила работников отдела виз на мысль, что так свободно себя может вести только челок, пользующийся покровительством какого-нибудь высокопоставленного лица. И без лишних вопросов ей оформляли все нужные документы. Им и в голову не могло прийти, что она была простым человеком. Так в 60-х годах Марии удалось посетить о. Софрония в Великобритании.

Они также встречались несколько раз в России. С того времени как о. Софроний выехал заграницу в 1921 году, он посетил Россию восемь раз. Первый визит он оформил по официальному приглашению Московской Патриархии в 1958 году.

Отчасти его намерением в эту первую поездку была попытка остаться в России в Троице-Сергиевой Лавре. Но промысл Божий повернул его судьбу иным образом. Когда он был на приеме у Святейшего Патриарха Алексия I и сообщил о своем желании, Святейший сказал ему: «Отец Софроний, придите завтра, и я дам вам ответ». На следующий день Патриарх сказал ему: «Отец Софроний, я не все могу».

В те годы атмосфера «холодной войны» была особенно ощутимой и о. Софроний не хотел ставить своих родных в опасное положение, поэтому первая встреча его с семьей была исключительно короткой и немногословной.

Во все последующие визиты о. Софроний ездил в Россию как турист, по путевка английской фирмы «Thompson’s Holidays», так как визит по частному приглашению мог поставить под угрозу со стороны советских властей приглашающее лицо. Несмотря на это, контакты с семьей были в эти визиты более продолжительными. Каждый раз, когда о. Софроний приезжал в Москвы, вся семья собиралась у Марии в доме N 9 по ул. Рылеева (ныне — Гагаринский пер.), где и происходили все беседы. Одна из таких бесед была записана на магнитофон в марте 1975 года. В то время о. Софроний мог рассказывать о себе уже более открыто, чем в предыдущие годы.

Всякий раз, когда речь идет о публикации чьей бы то ни было личной переписки или беседы, перед издателем возникает этический вопрос — как и на каких моральных основаниях он может представить на суд множества людей то, что было интимным. Публикуя же эти письма и беседы, мы имели в виду слова о. Софрония, адресованные Марии: «И да будет с Тобою милость Бога Любви всегда соприсутствующею! И да делишься Ты тем, что Тебе посылает Бог, с другими, готовыми и даже жаждущими принять спасение» (13).

Примечания

1. Письмо к Марии от 20 апреля 1976 г. С. 134.

2. Письмо к Марии от 19 июня 1986 г. С. 147.

3. Письмо к Марии от 28 ноября 1972 г. С. 123.

4. Письмо к Марии от 27 апреля 1968 г. С. 95.

5. Письмо к Марии от 28 ноября 1972 г. С 122.

6. Письмо к Марии от 27 апреля 1968 г. С. 95.

7. Письмо Марии от 29 сентября 1966 г.

8. Письмо Марии от 10 октября 1966 г.

9. См. «Беседу с семьей». С. 14-15.

10. Там же. С. 17.

11. Письмо к Марии от 31 марта 1977 г. С. 138.

12. Шура не была замужем. Мария же незадолго до начала переписки с о. Софронием похоронила мужа.

13. Письмо к Марии от 31 марта 1977 г. С. 139.