Антон Клюшев/Отзывы

Прослушал «Параллельный мир» А.Клюшева и долго, подобно хамелеону, менял окраску состояний: потрясение сменялось удивлением, удивление — чувствительными упрёками совести, а потом пришло внезапное и неожиданное чувство благодарности, и я понял, что этой поистине ценное произведение. Своеобразное, конечно. Основанное на тяжелейшем личном опыте. Хлёсткое. Неудобное. Невкусное. Но истинное и честное. Параллельный мир — это рассказ о жизни мальчика-бродяги у которого отец погиб в Бендерах, дом разрушен войной, а мать умерла от пьянства, бомжуя и попрашайничая по электричкам. В жизнь — и, конечно, в литературу — вступает очередное поколение. Оно не советское. Даже не постсоветское. Оно другое. И ему есть, что сказать нам. Они чудовищно обделены и обобраны, но вполне самостоятельны и независимы. Мы-то ещё помним, как это прекрасно — чувствовать за собой огромную, сильную, независимую страну. Нам повезло. Остатки этого чувства до сих пор живут в нас. Мы знаем, что была в России и другая жизнь. И она возможна. Хотя само собой, конечно, ничего не сделается. А они не знают этого. Они видели только грязь, разруху, мерзость, войну и нищету. Школа унижения — не лучшая вещь в жизни. Она ломает, уродует. И когда это поколение начнёт задавать тон в жизни страны — тут возможны самые разные неожиданности. Ведь Россия — совсем не то, что ныне власть имущие хотят вдолбить нам в головы. И народ русский далеко не так уж туп, пьян, скотоподобен и безразличен. Это опасное заблуждение, стоившее стране больших жертв в 1905—1917 годах и позже. Да, мы разобщены, растеряны, дезориентированы. Но это временное состояние. Психология огромных масс непредсказуема, и нынешнее скорбное молчание сменится чудовищным прорывом накопленной, перезревшей ярости. И не помогут властям ни танки, ни пулемёты, ни полицейские дубинки. Понимая всю неоднозначность и самого произведения, и реакции на него, считаю, что такие вещи безусловно нужны. Они будоражат людей думающих и совестливых. Проливают свет на тёмную сторону нашей жизни. И, несмотря на всю нелицеприятность, зовут к добрым чувствам, к сопереживанию, к сердечности. И радует, что есть люди, которым хватает душевных сил создавать их. Мир, изображённый Клюшевым, не параллельный. Это тот же самый — наш — мир. И все мы, с виду благополучные люди, носим ныне в душах незримую печать сиротства, брошенности, беспризорности. Как бы кто ни отпирался, это так. Ничего сверхнового и чуждого в этом произведении нет. Всё написанное — вполне в традициях русской литературы. Был во 2-й половине XIX века такой социально-критический жанр — «физиологический очерк». В нём была ярко выражена фактическая, бытописательная сторона. Судя по всему, время за полтора столетия сделало полный оборот. Этот жанр литературы фиксирует повседневный образ эпохи. Чаще всего неприглядный и отталкивающий. Но герои — типичные представители неблагополучных социальных слоёв — бродяги, цигане, обитатели доходных домов — несмотря на бесчеловечные условия существования остаются людьми. При умелом и добросовестном изображении это потрясает, заставляет переживать, делает человека чище. Ничего общего с «чернухой» это не имеет. Такие произведения читать больно, горько, но не омерзительно. Обратите внимание: даже тягостные сцены «кремации» умерших даны у Клюшева достаточно деликатно, без навязчивого смакования отвратительных подробностей. «Физиологический очерк» предполагает подойти к самой грани здравого смысла и чувства меры в изображении пороков действительности. Подойти — и удержаться на ней. Это, на мой взгляд, автору удалось. Апофиозом произведения является её 3-я часть в которой пройдя «застенки» подвала главный герой чудом остается живым и даже наконец-то обретает друга. Читатель журнала «Север» Козин А.В., г.Павловский Посад