Я умею закусывать губы —
Не до кро́ви, а так — до улыбки.
И смеяться на людях могу я,
Что бы кто-то сказал: прыткий!
Что мне больно — откуда узна́ешь?
Я суров и с безумием весел.
Понимаешь, мой друг, понимаешь,
Жизни нет для меня — без песен.
Остаюсь я опять в одиночестве,
Друг ушёл, и взамен — пустота.
Понимаю, как в древнем пророчестве:
Суета всех сует — суета.
И зачем понапрасну страдаю я,
И земное с небесным мирю?
Ну зачем спотыкаюсь и падаю?
— Просто так — я пророку вторю.
А бывает — душа раскроется,
И мне выплеснет ворох обид,
И ода́рит меня безсонницей,
Заставляя рыдать навзрыд.
Только утром усну, когда первые
Мне трамваи сгрохочут: «Поспим!»
И увижу во сне, наверное,
Я себя — но совсем другим.
А потом я проснусь — измученный,
Но смирившийся с жизнью такой.
Да — смирившийся, но неприрученный,
Не желающий вечный покой.
…А потом — снова день безрадостный.
Я приду, как обычно, нетамошний,
Только кто-то заметит круги — не воды,
Я замечу, что спать надо больше бы.