Чёрные города́,
воображенья грязь.
Сдавленное «когда»,
выплюнутое «вчера́сь»,
карканье воронка́,
камерный айболит,
вдавливанье позвонка
в стираный неолит.
— Вот что нас ждёт, дружок,
до скончанья времён,
вот в чём твой сапожок
чавкать приговорён,
также как мой штиблет,
хоть и не нов на вид.
Гончую этот след
не воодушевит.
Вот оттого нога,
возраст подмётки для,
и не спешит в бега́,
хоть велика земля.
Так что через плечо
виден беды́ рельеф,
где белеет ещё
лампочка, перегорев.
Впрочем, итог разрух —
с фениксом схожий смрад.
Счастье — суть роскошь двух;
горе — есть демократ.
Что для слезы́ — впервой,
то — лебеда росе.
Вдохновлены травой,
мы делаемся, как все.
То-то идут домой
вдоль большака столбы —
в этом, дружок, прямой
виден расчёт судьбы,
чтобы не только Бог,
ночь сотворивший с днём,
слиться с пейзажем мог
и раствориться в нём.