Сверстнику
С каждой новой могилой
Не смиренье, а бунт.
Неужели, мой милый,
И тебя погребут?
Чётко так молоточки
Бьют по шляпкам гвоздей.
Жизни точные точки
И твоей и моей.
Мы ведь сверстники, братство
И седин и годин.
Нам пора собираться:
Год рожденья один.
Помнишь детское детство?
Школа. Вместе домой.
Помнишь город в наследство —
Мой и твой, твой и мой?
Мёрли кони и люди,
Глад и мор, мор и глад.
От кронштадских орудий
В окнах стёкла дрожат.
Тем и кончилось детство.
Ну а юность — тюрьмой.
Изуверством и зверством
Зрелость — тридцать седьмой.
Необъятный, беззвучный,
Нескончаемый год.
Он всю жизнь, безотлучный,
В нашей жизни живёт.
Наши рамы омыла
Свежей кровью война.
Грохотала и выла,
Хохотала она.
…О чистые слёзы разлуки
На грязном вагонном стекле.
О добрые, мёртвые руки
На зимней промёрзшей земле…
«Замороженный ад» —
Город-морг Ленинград.
Помнишь смерть вурдалака —
И рыданья вослед?
Ты, конечно, не плакал.
Ну и я — тоже нет.
Мы ведь сверстники, братья.
Я да ты, ты да я.
Поколенью объятья
Открывает земля.
Поколенью повинных —
Поголовно и сплошь.
Поколенью невинных —
Ложь и кровь, кровь и ложь.
Поколенью забытых
(Опечатанный след)
Кто там кличет забитых?
Нет и не было! Нет!
Чётко бью молоточки.
Указанья четки́:
«У кого там цветочки?
Эй, давайте венки!»
В строй вступает могила.
Всё приемлет земля.
Непонятно, мой милый,
Это ты или я.
<март-апрель 1984>
|
|
http://www.chukfamily.ru/Lidia/Poems/stihi.htm
Мы в Телеграм