Живая вода
Сойдя с торжественных высот,
Ты прозы пьёшь живую воду —
Покуда душу не прорвёт
Строка, рождающая оду.
Поток эпитетов и тем —
Тебе, равнина прозаизмов,
Пока с вершин взирает, нем,
Гекзаметр с вечной укоризной.
Пока не слышен галльский хор
В одышке оды семиструнной,
Не вдохновенье трудит горб —
Но тяжесть речи тонкорунной!
Ещё в разливе рифм — храним,
Рифмуешь ты топор с колодой,
Но вряд ли выплывешь сухим —
Когда здесь кровью пишут оды,
Когда по дыбам «слов и дел»[1]
Влачит нас отчая дорога,
И всё немыслимей предел —
Земли, пролегшей у порога.
Пускай вдоль рек поэт пылит
Тропою глины сей безплодной —
Вода не глину, а гранит
Шлифует в речи первородной.
Но что теперь крылатых слов —
Тех ослепительных! — кристаллы?
Иных ты песен слышишь зов
И гул глаголов небывалых.
Угас во мгле — ослепший свет!
И — дар богов — угасла радость!
Ты жаждешь «да» — но шепчет «нет»,
Тебя лаская, смерти сладость.
…Сладчайшей солью кровяной
Живой воды глоток заправлен,
Но горек горлу привкус травли,
И горним одам — яд земной!
<январь 1982>
(в окончательной редакции)
|
|
http://stihi.ru/2009/11/25/6774
- ↑ «Слово и дело!» — таким восклицанием, по
традиции Тайной канцелярии в России XVIII в.,
обычно начиналась процедура обвинения в
государственной измене и дальнейшего следствия —
обычно под пытками. Выражение это стало со
временем нарицательным.