Мне вспомнился один день. Конец августа. Жара. Пыльно, но при этом почему-то мне нравится в Москве. В кухне прохладно, шлёпаю по кафельному полу босиком, дома никого нет. Катя, баба Лена, дядя Женя куда-то ушли, папа на работе, Васька тоже куда-то пропал. Становится немного грустно, подхожу к открытому окну, вижу своё отражение в стекле, деревья в зелёной одежде, запылённой как у странника, гараж, по которому бегают ребята играя в салки, кучку девчонок и мальчишек, которые постоянно возятся чего-то возле машины, чинят её, что ли каждый день, доносятся крики, смех, говор и песни листьев, которые приносит мне в окно лёгкий ветерок. Такое ощущение, что звонит телефон, бегу в соседнюю комнату и правда дзынкает, беру трубку:
— Алло, алло… — Врывается чей-то знакомый голос
— Алло, Аньк, привет. Это Саня.
— Привет, как дела?
— Хорошо, а ты чем занимаешься?
— Ничем, дурака валяю.
— Давай на Третьяковке встретимся у последнего вагона?
— Давай. Пока.
— Пока.
Вылетаю из дома, бегу по лестнице и вспоминаю, что вид у меня как у сорванца какого-нибудь, штаны потёрты и бахромятся, рубаха старая и велика, Вася вообще хотел её выкинуть. Приходится брести назад, рыться в шкафу ничего не находить, потому что всю одежду увезли в деревню. На глаза мне попадается красно-бордовый свитер, правда он тяжёлый, но не тёплый, одеваю его на ходу, вид у меня теперь немного хиповый и более-менее приличный, приличней всего мои ботинки.
Бегу по эскалатору, мелькают ступеньки, вот и поезд вскакиваю в него. Стучат колеса входят, выходят люди, поезд незаметно начинает двигаться мимо перрона, людей, туннелей, его всё тянет стремительно вперёд и вперёд… и всех наверное тянет только вперёд…
Третьяковка… Выхожу и прислоняюсь к стене, потихоньку сползая и оказываюсь наконец на корточках. Всё-таки как ни ругай метро, а летом в нём хорошо — прохладно, и ещё хорошо, когда ты далеко́ в незнакомых местах и вечереет, хочется только добраться до метро, а в нём чувствуешь себя как дома. Задумавшись не заметила, как подошёл Саня и мягко сжал мою руку: «Хипуешь, что ли?..» — спросил он улыбаясь и целуя меня в щёчку. Продираемся наверх сквозь людской поток, слышу его горячий шёпот: «Поедем к Симке, ты его, наверное знаешь, попал в автокатастрофу».
Вспоминаю где я могла его видеть. Да. Примерно год назад. Тоже лето. Жара. Устав от разных дурацких правил по которым нужно жить мы идём с Санькой в магазин и покупаем джинсы, бежим на стройку, становимся все белые и идём играть во двор в казаки-разбойники, убегая спрыгиваем с забора и попадаем случайно в помойку, становимся пёстрые, как клоуны все в каких-то помидорах полутухлых, в ошкурках от банана, в йогуртах и яблоках и разных других вещах, которые не нужны хозяйкам. В таком виде отправляемся домой, распевая песни как ни в чём не бывало, к нам подходит мальчик лет 17 и дружески жмёт Сашке руку, наверное это он…
Влетаем как угорелые в дом к Сане одеться поприличней, а то он уверяет, что меня не пустят в больницу, устраиваем такой кавардак, как будто Мамай прошёл. Шампунь, мыло, новые, белые джинсы с зеленоватым оттенком, чёрная майка с аркой и плещущей водой. Меня доводит чуть ли не до слёз, нам нужно уже выбегать, а у меня никак не получается высушить свои длинные волосы, вот, хорошо Сане у него сто раз успели высохнуть.
На столе лежат колокольчики голубые как лазурь, васильки, лютики. Они наверное Симе, потому, что можно конечно купить гвоздик, нарциссов каких-нибудь, роз, но человеку может быть больно вот ты выскочил по пути, купил этих цветов и всё, а так ты ходил в лес, где речка может быть или в поле и нарвал их. Может эти колокольчики скромные, но сразу вспоминается лёгкий ветерок, поле ржи золотой в которой есть переливы голубого.
Всё, никуда я не еду, всё у меня валится из рук, не могу даже надеть ботинки. Саня становится на колени и зашнуровывает мне ботинки, терпеливо уговаривая, что ехать нужно обязательно.
Несёмся на страшной скорости, где только можно не останавливаемся на красный свет и несёмся дальше. Так ехать не страшно, но на поворотах захватывает дух.
Больница… Высокие стены оштукатурены совсем недавно, прохладно, ходят молоденькие медсёстры. Нас не пускают к Симе, говорят, что его уже не могут спасти и он лежит уже в таком отделении из которого уже никто назад не выходит, никого туда не пропускают и ничего нельзя туда передать. Приходит главный врач и говорит нам тоже самое. А Симка, наверно, лежит и думает: «придет к нему кто-нибудь или нет». Главный врач уходит от нас по длинному коридору, Санька суёт мне рюкзак и бежит за ним. Они долго разговаривают, Санька по всей видимости спорит, убеждает, а он не соглашается, начинают прохаживаться взад, вперед. И опять главврач уходит… Смотрю на удаляющуюся фигуру в белом халате и меня охватывает тоска… Подходит Санька, берёт свой рюкзак и говорит:
— Сейчас пойдёшь к Симке с колокольчиками.
— А ты не пойдёшь? Ведь он меня совсем не знает.
— Нет. Иди.
Опять появляется главврач, улыбается: — «Идём?» Робко иду за ним по длинному коридору, куда-то сворачиваем и поднимаемся по лестнице. Этот человек чем-то напоминает моряка, нет капитана корабля, ему штурвала не хватает и трубки…
Палата. Белая, чистая, аккуратная если можно сказать, даже уютная. Симка лежит совсем один. Главврач улыбается и говорит: — «А мы к тебе в гости пришли». Симка бледный: «А я уж думал ко мне никто не придёт». Жмёт мне руку и притягивает к себе на кровать:
— «Привет».
Что я могу ему сказать, я его совсем не знаю. Голова его забинтована и чёрные волосы такие чёрные, что отдают в синеву, ещё больше подчёркивают смертельную его бледность. В глазах жуткая боль, наверное он очень страдает и начинает тихо стонать, но скоро подавляет стоны:
— Я так рад.
Берёт мою руку и ложится на неё лицом, чувствую, как он весь горит.
— Знаешь, Бог есть, только в Него можно не верить. Но Он всё равно есть.
Молчим.
— Хорошо, что случилась автокатастрофа эта, потому что я познал Христа!
Приходит медсестра, приносит колокольчики с васильками и лютиками в баночке и ставит на стол, потом делает Симке укол. Он его немного успокаивает.
— Посидишь со мной!?
Я не могу больше прижимаюсь лицом к его щеке, меня обжигают слёзы. Я его видела всего один раз, но сейчас Симка мне очень, очень дорог и я понимаю, что теряю своего дорогого друга. Симка начинает засыпать за много, много ночей, и почему-то сижу напеваю ему тихонько как напевает нам мама когда мы болеем. За окном шумит листва. Симка спит. Целую. И… ухожу. Иду и всё как бы чужое. Санькино белое лицо, куда-то пропал весь его загар. Берёт меня за плечи и мы идём молча… по какой-то аллее, оборачиваюсь: — «Что ты сказал ему, главврачу?!!!» Санька отворачивается, достаёт из кармана сигаретку, руки его дрожат: — «Что ты его невеста»…
И вот опять я дома. Никого нет. Смотрю в окно и всё такое же и при этом как будто чёрно-белое. Дребезжит телефон.
— Алло.
— Симка умер......
Мы в Телеграм