«Сегодня ты чего-то невесёлый», —
Подметит разговорчивая мать,
И мы, словно соседи-новосёлы,
Расходимся по комнатам молчать.
И слышу я, как швейная машина
Справляется с заплатанным шитьём,
А кто-то по привычке, по старинке
О ночке напевает за окном.
Что лучше заполу́ночного чая?
Присяду «на купеческий» за стол —
Оттаивает кровь моя густая
И капает варением на стол.
И чувствую: напрасны все старанья,
Не вылечат сегодня от тоски
Ни долгое квартирное шатанье,
Ни крепкие настойки из травы.
И только усмотрю, что в этом
Я небом по случайности забыт, —
На дедовской потрескавшейся лире
Псалмы я запою, как царь Давид.
Душевно пропою на всю окрестность
О небе, о земле и о любви,
Чтоб властная ночная безызвестность
Не скрыла псалмопения мои.
Спою, что я по правде и не спорщик
И хмурый только так, издалека́,
Я верный вдохновению псаломщик,
Стихами утешающий себя.
И всё вокруг немного повздыхает —
И ночь, и тишина, и жёлтый свет.
И тихо словно бабочка ночная
Забьётся о стекло пушистый снег.
И сердце воскрешается псалмами
И городом владеет царь Давид…
С улыбкою, поднявшись над домами,
Луна его от шума сторожит.