1
Ночь встаёт на колени перед лесной стеною.
Ищет ключи слепые в связке своей несметной.
Птицы твои родные громко кричат надо мною.
Карр! Чивичи́-ли, карр! — словно напев посмертный.
Ветер пинает ствол, в тёмный сапог обутый.
Но, навстречу склонясь, бьётся сосна кривая.
Снег, белей покрывал, которыми стан твой кутал,
рушится вниз, меня здесь одного скрывая.
2
Туча растёт вверху. Роща, на зависть рыбе,
вдруг ныряет в неё. Ибо растёт отвага.
Бог глядит из небес, словно изба на отшибе:
будто к Нему пройти можно по дну оврага.
Вот я весь пред тобой, словно пенёк из снега,
горло вытянув вверх — вран, но беле́с, как аист, —
белым па́ром дыша, руку подняв для смеха,
имя твоё кричу, к хору птиц прибиваюсь.
3
Где ты! Вернись! Ответь! Где ты. Тебя не видно.
Всё сливается в снег и в белизну святую.
Словно ангел — крылом — ты и безумье — слито,
будто в пальцах своих лёгкий снежок песту́ю.
Нет! Всё тает — тебя здесь не бывало вовсе.
Просто всего лишь снег, мною не сбитый плотно.
Просто здесь образ твой входит к безумью в гости.
И отбегает вспять — память всегда безплотна.
4
Где ты! Вернись! Ответь! Боже, зачем скрываешь?
Боже, зачем молчишь? Грешен — молить не смею.
Боже, снегом зачем след её застилаешь.
Где она — здесь, в лесу? Иль за спиной моею?
Не обернуться, нет! Звать её безполезно.
Ночь вокруг, и пурга гасит огни ночлега.
Путь, проделанный ею — он за спиной, как бездна:
взгляд, нырнувший в неё, не доплывёт до брега.
5
Где ж она, Бог, ответь! Что ей уста закрыло?
Чей поцелуй? И чьи руки ей слух застлали?
Где этот дом земной — погреб, овраг, могила?
Иль это я молчу? Птицы мой крик украли?
Нет, неправда — летит с зимних небес убранство.
Больше, чем смертный путь — путь между ней и мною.
Милых птиц растолкав, так взвился́ над страною,
что меж сердцем моим и криком моим — пространство.
6
Стало быть, в чащу, в лес. В сумрачный лес средины
жизни — в зимнюю ночь, дантову шагу вто́ря.
Только я плоть ищу. А в остальном — едины.
Плоть, пославшую мне, словно вожатых, го́ре.
Лес надо мной ревёт, лес надо мной кружи́тся,
корни в Аду пустив, ветви пустив на вырост.
Так что вниз по стволам можно и в Ад спуститься,
но никого там нет — и никого не вывесть!
7
Ибо она — жива! Но ни свистком, ни эхом
не отзовётся мне в этом упорстве твёрдом,
что припадает сном к милым безгрешным ве́кам,
и молчанье растёт в сердце, на зависть мёртвым.
Только двуглавый лес — под неподвижным взглядом
осью избрав меня, ствол мне в объятья втиснув,
землю нашей любви перемежая с Адом,
кру́жится в пустоте, будто паук, повиснув.
8
Так что стоя́ в снегу, мёрзлый ствол обнимая,
слыша то тут, то там разве что крик вороны,
будто вижу, как ты — словно от сна немая —
жаждешь сном отделить корни сии от кроны.
Сон! Не молчанье — сон! Страшной подобный стали,
смерти моей под стать — к чёрной подснежной славе —
режет лес по оси, чтоб из мёртвых восстали
грёзы её любви — выше, сильней, чем в яви!
9
Боже зимних небес, Отче звезды́ над полем,
Отче лесных дорог, снежных холмов владыка,
Боже, услышь мольбу: дай мне взлететь над горем
выше моей любви, выше стенанья, крика.
Дай её разбудить! Нет, уж не речью страстной!
Нет, не правдой святой, с правдою чувств совместной!
Дай её разбудить песней такой же ясной,
как небеса Твои, — ясной, как свод небесный!
10
Отче зимних равнин, мне — за подвиг мой грешный —
сумрачный голос мой сделавший глуше, Боже,
Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!
Боже, услышь меня, давший мне душу Боже!
Дай её разбудить, светом прильнуть к завесам
всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться!
Дай над безумьем взмыть, дай мне взлететь над лесом,
песню свою пропеть и в темноту спуститься.
11
В разных земных устах дай же звучать ей долго.
То как любовный плач, то как напев житейский.
Дай мне от духа, Бог, чтобы она не смолкла
прежде, чем в слух любви хлынет поток летейский.
Дай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни,
пусть не моей — чужой. Дай вослед посмотреть им.
Дай мне на землю пасть в милой моей отчизне,
лжи и любви воздав общим числом — безсмертьем!
12
Этой силы прошу в небе Твоём пресветлом.
Небу нету конца. Но и любви конца нет.
Пусть всё то, что тогда было таким несметным:
ложь её и любовь — пусть всё безсмертным станет!
Ибо её душа — только мой крик утихнет —
тело оставит вмиг — песня звучит всё глуше.
Пусть же за смертью плоть душу свою настигнет:
я обезсмерчу плоть — ты обезсмертил душу!
13
Пусть же, жизнь обогнав, с нежностью песня тронет
смертный её порог — с лаской, но столь же мнимо,
и как ласточка лист, сорванный лист обгонит
и помчится во тьму, ветром ночным гонима.
Нет, листва, не проси даже у птиц предательств!
Песня, как ни звонка́, глуше, чем крик от горя.
Пусть она, как река, этот «листок» подхватит
и понесёт с собой, дальше от смерти, в море.
14
Что ж мы смертью зовём. То, чему нет возврата!
Это безсилье душ — нужен ли лучший признак!
Целой жизни во тьму бегство, уход, утрата…
Нет, ещё нет могил! Но уж бушует призрак!
Что ужё дальше! Смерть! Лучшим смертям на зависть!
Всем сиротствам урок: го́ре одно, без отчеств.
Больше смерти: в руке вместо запястья — запись.
Памятник нам двоим, жизни ушедшей — почесть!
15
Отче, прости сей стон. Это всё рана. Боль же
не заглушить ничем. Дух не властен над нею.
Боже, чем больше мир, тем и страданье больше,
дольше — изгнанье, вдох — глубже! о нет — больнее!
Жизнь, словно крик воро́н, бьющий крылом окрестность,
поиск скрывшихся мест в милых сердцах с успехом.
Жизнь — возвращенье слов, для повторенья местность
и на горчайший зов — всё же ответ: хоть эхом.
16
Где же искать твои слёзы, уста, объятья?
В дом безвестный внесла? В чёрной земле зарыла?
Как велик этот край? Или не больше платья?
Платьица твоего? Может быть, им прикрыла?
Где они все? Где я? — Здесь я, в снегу, как стебель
горло кверху тяну. Слёзы глаза мне застят.
Где они все? В земле? В море? В огне? Не в небе ль?
Корнем в сумрак стучу. Здесь я, в снегу, как заступ.
17
Боже зимних небес, Отче звезды горящей,
словно её костёр в чёрном ночном просторе!
В сердце бедном моём, словно рассвет на чащу,
горе кричит на страсть, ужас кричит на горе.
Не оставляй меня! Ибо земля — всё шире…
Правды Своей не прячь! Кто я? — пришёл — исчезну.
Не оставляй меня! Странник я в этом мире.
Дай мне в могилу пасть, а не сорваться в бездну.
18
Боже! Что она жжёт в этом костре? Не знаю.
Прежде, чем я дойду, может звезда остынуть.
Будто Твоя любовь, как и любовь земная,
может уйти во тьму, может меня покинуть.
Отче! Правды не прячь! Сим потрясён разрывом,
разум готов нырнуть в пение правды нервной:
Божья любовь с земной — как океан с приливом:
бегство во тьму второй — знак отступленья первой!
19
Кончено. Смерть! Отлив! Вспять уползает лента!
Пена в сером песке сохнет — быстрей чем жалость!
Что же я? Брег пустой? Чёрный край континента?
Боже, нет! Материк! Дном под ним продолжаюсь!
Только трудно дышать. Зыблется свет неверный.
Вместо неба и птиц — море и рыб беззубье.
Давит сверху вода — словно ответ безмерный —
и убыстряет бег сердца к ядру: в безумье.
20
Боже зимних небес. Отче звезды́ над полем.
Казни я не страшусь, как ни страшна разве́рстость
сей безграничной тьмы; тяжести дна над морем:
ибо я сам — любовь. Ибо я сам — поверхность!
Не оставляй меня! Ты меня не оставишь!
Ибо моя душа — вся эта местность Божья.
Отче! Каждая страсть, коей меня пытаешь,
душу мою, меня — вдаль разгоняет больше.
21
Отче зимних небес, давший безмерность муки
вдруг прибавить к любви; к шири её несметной,
дай мне припасть к земле, дай мне раскинуть руки,
чтобы пальцы мои свесились в сумрак смертный.
Пусть это будет крест: горе сильней, чем доблесть!
Дай мне объятья, нет, дай мне лишь взор насытить.
Дай мне пропеть о той, чей уходящий образ
дал мне здесь, на земле, ближе Тебя увидеть!
22
Не оставляй её! Сбей с её крыльев наледь!
Боже, продли ей жизнь, если не сроком — местом.
Ибо она как та птица, что гнёзд не знает,
но высоко́ летит к ясным холмам небесным.
Дай же мне сил вселить смятый клочок бумажный
в души, чьих тел ещё в мире нигде не встретить.
Ибо, если следить этот полёт безстрашный,
можно внезапно Твой, дальний Твой край заметить!
23
Выше, выше… простясь… с небом в ночных удушьях…
выше, выше… прощай… пламя, сжёгшее правду…
Пусть же песня совьёт… гнёзда в сердцах грядущих…
выше, выше… не взмыть… в этот край астронавту…
Дай же людским устам… свистом… из неба вызвать…
это сиянье глаз… голос… Любовь, как чаша…
с вечно живой водой… ждёт ли она: что брызнуть…
долго ли ждать… ответь… Ждать… до смертного часа…
24
Карр! чивичи́-ли-карр! Карр, чивичи́-ли… стру́и
снега ли… карр, чиви… Карр, чивичи́-ли… ветер…
Карр, чивичи́-ли, карр… Карр, чивичи́-ли… фью́и…
Карр, чивичи́-ли, карр. Каррр… Чечевицу видел?
Карр, чивичи́-ли, карр… Карр, чивичи́ри, чи́ри…
Спать пора, спать пора… Карр, чивичи́-ри, фье́ре!
Карр, чивичи́-ри, каррр… фью́ри, фью́ри, фьюи́ри.
Карр, чивичи́-ри, карр! Карр, чивиче́… чиве́ре.