Не день, а сказка! Солнце и лазурь!
Блистанье снега непосильно оку!
В засеребрённом царственном лесу
Всё светится поэзией высокой.
И лес стоит величественно-нем,
И посыпает кочи белой грустью.
Вбираю в грудь поэму из поэм
И радуюсь, что вырос в Святорусьи.
А, в самом деле, где бы выжил я?..
Малайзия, понятно, отпадает.
Окинем взором ближние края,
Где, говорят, всё пахнет-процветает.
Венеция. Обилие воды.
То ль наводненье, то ль потоп виною?
Я не ужился б на краю беды
И строил бы ковчег, подобно Ною.
И что кричат — краса и благодать!
И папа, и Сикстинская капелла!
Уж лучше век свободы не видать,
Чем озирать зады Микеландже́ло.
О Франция! Печальные дела!
И не зовут, и сам туда не лезу.
Что окромя безбожия дала
И міровой блудницы Марсельезы?
Там только о собачках говорить
Или на играх прыгать да елозить.
С такой тоски — на башню заскочить
И, глядя вниз, от ужаса гундосить.
Германия! Огромный гутен таг!
С пивною кружкой, с пейсами на шее,
Ты из народа сделала зевак,
Что многословить — ауфвидерзеен!
Их бин ферштейн, насмешки ни при чём,
Ужель ничуть не давят горло пейсы?
Тогда гоняйся за своим мячом
И наливайся пивом, хоть упейся.
Америка! Там явно нам не жить,
Там что-то с головою у народа,
Там любят в президенты возводить
То извращенца, то совсем урода.
Страна, аки драконовая пасть,
Что только перед пейсами робеет.
А так и ищет, на кого б напасть —
Побезоружнее да послабее.
О Англия! В Тумании — ни зги.
Там нос дерёт дворовая собака,
Там запросто заплесневить мозги
И кинуться сушить в пески Ирака.
Израилю бы не было цены,
Да вот отвергся Бога, стал неистов:
Я не видал другой такой страны,
Где тьма людей — антихристы, нацисты.
(Про христиан-евреев ничего
Не стану говорить с неодобреньем,
Но если покрывают своего,
Тогда не во спасение Крещенье!)
Придумали какой-то лохокост
(Мір и не ведал этакого срама!),
И если б был он — разве ж можно в рост
Пускать то кровь, то пепел рідной мамы?
В Освенцим ездил года два назад.
Газкамеры? Да это просто бука!
Нет ничего! Зато весь мір доят:
Газ, как известно, прибыльная штука.
И лохокост, и душегубки — ложь!
Лукавым правда станет костью в горле.
Вон доберманы скалятся, ну что ж —
Пусть гавкают, за это их и кормят.
Кто голодал, а кто пихает в рот:
Страданье мам жратвой оборотилось!
Такая индульгенция идёт —
Католикам в кошмарном сне не снилось!
Отец был дважды ранен, воевал,
Но если б за него дал денег кто-то,
Я кочергой бы до деревни гнал
Кощунника такого по болоту!
А этих прокажение души
Нисколько не колышет, не волнует.
Уж как страдали братья-бульбаши,
Да вот молчат и горем не торгуют.
Проказой жуткой заразили всех:
Нельзя же к прокажённым прикасаться!
Теперь и матерям уже не грех
За малолеток чаять компенсаций.
Уже и от заложников террор:
Придя в себя, когда освободили,
Не в Храм бегут — скорей, где прокурор,
И требуют, чтоб страхи оплатили.
И власти от заложников беда,
Вот и сидят с больною головою:
Освободи — шатайся по судам
Или таскайся по́ міру с сумою.
И до сих пор ведь самозванца ждут,
Выращивая белое телятя.
Пущай себе свою мацу грызут:
Зубов не жалко, немцы им оплатят.
В Испанию не тянет и в бреду:
Там живодёрня при свободе мнимой.
Я одиноко по́ лесу бреду
И радуюсь сторонушке родимой.
Мы в Телеграм