Прекрасен строгий образ Гумилёва!..
Он в те года́ сияюще возник,
Когда какой-то иссякал родник
И дряблым, бледным становилось слово.
И голосом трубы, военной и суровой,
Его призыв воспрянул в этот миг,
И к небесам подъятый, тонкий лик
Овеян был блистаньем силы новой.
О, этот очерк крепко сжатых губ!..
А в эти дни, не веря нашей яви,
Блок забывал о доблести и славе
И к чертовщине влёкся Сологуб.
Был страшен мир, где безмогильный труп
Вставал и шёл своей тропою навьей,
А небеса уже закат кровавил,
Вздымая ночь с уступа на уступ.
Мы провалились в грозную войну,
Как в вырытую кем-то яму волчью,
Мы стали жить испуганно и молча,
В молчание повергнув всю страну,
И, задыхаясь, ринулись ко дну…
Лишь красный факел озарил окрестность,
Как нетопырь, порхала неизвестность,
Будившая набатом тишину.
Один лишь голос серебром звенел,
И не был он никем перекликаем,
Все мы его и в наши дни узна́ем,
Зане́ не заглушил его расстрел.
Да, как бы резко залп ни прогремел,
Каким бы ни был он зловещим лаем, —
Мы всё-таки ещё ему внимаем,
Пусть сонм годин над нами прошумел!
Прекрасен грозный облик Гумилёва!
Как Лермонтов, он тоже офицер.
А вы теперь наказаны сурово,
Вы, сеятели басен и химер!
…Грохочут танки. Вихорь битвы — сер,
И вспыхивает в нём огонь багровый…
Но где оно, водительское слово,
Победно поднимающее всех?
И где они, где те певцы иные,
Что заменили спящего мертво́?
Золотое сердце России
Мерно билось в груди его.
<>
|
|
https://gumilev.ru/additional/143/