Поэты русские,
друг друга мы браним.
Парнас российский дрязгами заселен,
но все мы чем-то связаны родным —
любой из нас хоть чуточку Есенин.
И я Есенин,
но совсем иной.
В колхозе от рожденья конь мой розовый.
Я, как Россия, более стальной
и, как Россия, менее берёзовый.
Есенин, милый,
изменилась Русь,
но сетовать, по-моему, напрасно,
и говорить, что к лучшему, —
боюсь,
ну а сказать, что к худшему, —
опасно.
Какие стройки,
спутники в стране!
Но потеряли мы
в пути неровном
и двадцать миллионов на войне,
и миллионы —
на войне с народом.
Забыть об этом,
память отрубив?
Но где топор, что память враз отрубит?
Никто, как русские,
так не спасал других,
никто, как русские,
так сам себя не губит.
Но наш корабль плывет.
Когда мелка вода,
мы посуху вперёд Россию тащим.
Что сволочей хватает,
не беда.
Нет гениев —
вот это очень тяжко.
И жалко то, что нет ещё тебя
и твоего соперника — горлана.
Я вам двоим, конечно, не судья,
но всё-таки ушли вы слишком рано.
Когда румяный комсомольский вождь
на нас,
поэтов,
кулаком грохочет
и хочет наши души мять, как воск,
и вылепить своё подобье хочет,
его слова, Есенин, не страшны,
но тяжко быть от этого весёлым,
и мне не хочется,
поверь,
задрав штаны,
бежать вослед за этим комсомолом.
Порою горько мне, и больно это всё,
и силы нет сопротивляться вздору,
и втягивает смерть под колесо,
как шарф втянул когда-то Айседору.
Но — надо жить.
Ни водка,
ни петля,
ни женщины —
всё это не спасенье.
Спасенье ты,
российская земля,
спасенье —
твоя искренность, Есенин.
И русская поэзия идёт
вперёд сквозь подозренья и нападки
и хваткою есенинской кладёт
Европу,
как Поддубный,
на лопатки.
Мы в Телеграм