О них говорят грубо,
Им приговор один,
Тем, кто целует в губы
Подруг, как целуют мужчин.
И мне — не вырвать же уши! —
Глухому завидуя пню,
И мне приходится слушать
В бараке их воркотню.
Знать, так уже плоть доконала,
Так душу загрызла тоска,
Что, чья бы рука ни ласкала,
Лишь бы ласкала рука.
Им тыкали в грудь лопаткой,
Считая пятёрки в строю,
Они волокли по этапам
Проклятую юность свою.
И ты, не бывший в их шкуре,
Заткнись, замолчи, застынь,
Оставлена гордость в БУРе,
Утерян на обыске стыд.
Лёгко быть чистым и добрым,
Пока не попал на дно.
Тем, что у них всё отобрано,
Тем всё и разрешено.
Да, лагерный срок не вечен.
Но где им найдётся дом?
И вряд ли птенец искалеченный
Способен построить гнездо.
Ночами, слушая шорох
(В бараке полутемно),
Я плачу о детях, которым
Родиться не суждено.