Однажды утром, выйдя рано
На свежий воздух, впятером,
Мы шли с Тобой, с Твоим Иоанном,
С большим Иаковом, Петром,
И поднимались на вершину
Средь тамарисковых кустов.
Цвели вдали холмы Наина,
И вся Саронская долина
Была одним ковром цветов.
Ты говорил… о чём — не знаю,
Я сзади шёл один, немой.
Вдруг горлиц сизосветлых стая
Вскружилась над Твоей главой
И всё исчезло… Свет великий
Пролился в недра всей земли,
И словно ангельские лики
Весь мир к блаженству вознесли.
А Ты стоял в Своей одежде,
Огнём объят со всех сторон
И белизной подобноснежной
Сиял нешвенный Твой хитон.
И вижу — двое старцев белых
Стоят смиренно близ Тебя.
А я в огне, и сладко телу
Стоять средь белого огня.
И, сам не знаю, словом, духом,
Иль новой речью неземной,
Но Твоего коснулся слуха
Рождённый в славе голос мой:
Творец миров и Всемогущий
Господь, Великий Элогим,
Дай нам поставить здесь три кущи
Тебе и старцам двум Твоим.
Дай нам остаться с ними рядом,
На все века́ в Твоём Раю;
Ненасыщающимся взглядом
Дай славу созерцать Твою…
И я умолк. И — перед взором
Твоим палатку строить стал.
А свет безмерный, Свет Фавора
Средь неба и земли сиял.
Деревья, камни, все без тени,
Как будто те же и — не те.
И был я в чудном восхищеньи
И в некой детской простоте.
Ты слов безумных не отринул,
Ты принял в дар пастуший дом, —
Палатку белую раскинул
Я с Иоанном и Петром.
И вдруг — расширилось жилище
Палатки бедной и простой,
И всех веков больных и нищих
Увидел я в палатке той.
Всех муки мира перенесших,
Уже дошедших до венца,
Ещё земных, уже воскресших,
Стоявших в правде до конца.
Пришли глухие и немые,
Без рук, без света, без любви.
И под конец детей России
Увидел я… В своей крови,
Безчисленны, необозримы
Прошли они передо мной,
Средь ангелов и херувимов,
И скрылись в славе неземной.
Очнулся я. Глубоким духом
Дышало сердце… Ты стоял
В простом хитоне. Где-то глухо
Журчал ручей на ложе скал,
И я спросил Тебя: Господь, где куща?
Где Свет безмерный, Свет великий Твой,
От лика и одежд Твоих идущий?
Где Моисей с сияющим Ильей?
И Ты ответил: призрачны и кратки
Дела людей на смертной их земле.
Ты не построил Мне ещё палатки,
Ни Моисею, ни Илье.
Идём с горы в великую долину
И там теперь останусь Я с тобой;
Ты будешь Мне учеником и сыном,
Я буду Господин, Учитель твой.
И от подножья этого Фавора
Мы путь возьмём во все края земли.
Я силу дам тебе и ясность взора,
И дам тебе земные корабли,
И дам дороги, и любовь без меры,
И всё, что сможешь взять ты у Меня
Своей надеждою и верой.
И отблеск понесёшь того огня,
Что видел ты, во все Мои селенья,
Всем хижинам и всем дворцам
Ты принесёшь Мои веленья,
Всю волю Моего Отца.
Запомни, мир твой призрачен и краток,
В нём будешь мучиться и плакать ты,
Но я тебе позволю Мне палатку
Построить в этом мире нищеты.
И будет всем, средь скорби и позора,
Болезней, плача, нищеты,
Дом утешений, свет горы Фавора,
Палатка, что построишь ты.
О, Господи, ответил я в тревоге,
Как послужу Тебе я, тлен и прах,
В добре Твоём мои не твёрды ноги
И нету истины в моих устах?!
Но ты сказал: служи всем неумелым,
Всем ненашедшим к истине путей.
Верни ко Мне моих слепых детей,
В пороке дерзких и в любви несмелых.
Всем горестным и погубившим дни,
Скажи о радости Преображенья…
И — ветра лёгкое движенье
Слетело на слова Твои.
Мы шли в долине. Словно чьи-то стоны
Мне слышались. И зверя дальний вой.
А у тропины нашей полевой
Благоухали цветники Сарона
И звёзды загорались, как иконы
Господней благости передо мной.