Нет, Господь, я дорогу не мерю, —
Что положено, то и пройду.
Вот услышу опять про потерю,
Вот увижу борьбу и вражду.
Я с открытыми миру глазами,
Я с открытою ветру душой;
Знаю, слышу — Ты здесь, между нами,
Мерой меришь весь путь наш большой.
Что же? Меряй. Мой подвиг убогий
И такой неиску́пленный грех,
Может быть, исчислением строгий, —
И найдёшь непростительней всех.
И смотреть я не буду на чашу,
Где грехи мои в бездну летят,
И ничем пред Тобой не украшу
Мой разорванный, нищий наряд.
Но скажу я, какою тоскою
Ты всю землю Свою напоил,
Как закрыты доро́ги к покою,
Сколько в прошлом путей и могил.
Как в закатную серую пору
Раздаётся нездешний набат
И видны истомлённому взору
Вихри крыльев и отблески лат.
И тогда, нагибаясь средь праха,
Прячась в пыльном, земном бурьяне́,
Я не знаю сомненья и страха,
Неповинна в свершённой вине.
Что ж? — Суди! Я тоскою закатной,
Этим плеском немеркнущих крыл
Оправдаюсь в пути безвозвратном,
В том, что день мой не подвигом был.