При печатании текстов нельзя было многажды не столкнуться с некоторыми неясностями и недостатками действующей русской орфографии и в иных случаях не предпринять самостоятельных шагов. Эти решения и объясняются здесь.
«ЯТЬ» и «Ё»
Совместная судьба этих двух букв характерна для торопливой энтропийной реформы 1917-18 годов и затем десятилетних полос пренебрежения русским языком. Как будто имелась в виду широкая механическая доступность грамоты — на самом деле безжалостно сглаживался рельеф языка и смазывались его драгоценные различия.
Мгновенное и безповоротное искоренение «ятя» из самой даже русской азбуки повело к затемнению некоторых корней слов, а значит смысла и связи речи, затруднило беглое чтение. Например, перестали на письме отличаться:
ѣсть (кушать) и есть (быть);
ѣли (кушали) и ели (деревья);
вѣдение (от вѣдать, знать) и ведение (от вести, направлять);
свѣдение (о чём) и сведение (к чему);
тѣ (местоимение) и -те (частица);
нѣкогда (когда-то) и некогда (нет времени);
вообще нѣ- как указатель неопределённости и не- как отрицательная приставка;
лѣчу (на крыльях) и лечу (рану);
смѣло (храбро) и смело (спахнуло);
видѣн (издали) и виден (собою);
синѣe (положительная степень) и синее (сравнительная);,
прѣние (гниение) и прение (препирательство);
вѣсти (новости) и вести (инфинитив);
рѣк (род. п. мн. ч.) и рек (сказал);
горѣ (горно, в духовном смысле) и горе (беда) —
и многие другие пары. В большинстве случаев эта нивелировка привела к возникновению помешных омонимов и омографов, балласта языка. Утеряна и окраска пассивности глаголов, оканчивающихся на «-ѣть».
Нивелировка опасно коснулась и падежей, лишая язык точности. Слились:
на море (вин.п.) и на морѣ (предл.п.);
в сердце (вин.п.) и в сердцѣ (предл.п.);
на поле (вин.п.) и на полѣ (предл.п.) и т. д.
Большая часть всех этих потерь уже непоправима. Кажется маловероятным восстановление буквы «ять» хотя бы в частичных правах. Но на наших глазах происходит и уничтожение «ё». Эта буква не отменялась специально советским законом, но годами была покинута и стёрта в потоке всеобщей нивелировки и всеобщего безразличия к языку: её перестали набирать типографии, перестали требовать корректоры и учителя, исчезла клавиша «ё» на многих пишущих машинках. Эта безсмысленная нивелировка уже сегодня приводит к затруднениям и ошибкам чтения.
Я больно ощущаю ещё эту последнюю потерю нашего языка, даже и не подневольную, но от небережности и от потери интереса, только. Уже сейчас на некоторых фразах приходится останавливаться, возвращаться, перечитывать: понимать ли «все» или «всё». И не всегда это однозначно понимается. Теперь пишется одинаково: «хоронили в белье» или «не тратились на белье» — уродливая энтропия падежей.
Не признавать «ё» — значит содействовать расхождению написания и произношения. Уже в ближайшем поколении начнётся (а у иностранцев и сегодня происходит) двоение в произношении многих слов, вплоть до «еще́»; «ё» будет теряться всё глубже, станет изменяться звуковая картина нашего языка, произойдёт фонетическое перерождение многих слов.
А между тем с уничтожением «ятя» именно употребление «ё» во многих случаях оставалось препятствием для языковой энтропии. Пока существовал «ять», многие различия были понятны и без «ё» (откуда и взялось представление о необязательности этой буквы):
всѣ и все (всё);
слѣз (от слѣзать) и слез (слез);
мѣл (сущ.) и мел (мёл);
чѣм и о чем (о чём);
осѣл (осыпался, обосновался) и осел (осёл) и др.
Ныне последовательность в употреблении «ё» частично покрыла бы утерю «ятя».
Пренебрежение буквой «ё» неизбежно затянет нас и в дальнейшую энтропию языка. Как «незачем ставить две лишние точки, и так понятно» — скажут скоро: «незачем ставить шляпку над «и», и так понятно». Сегодняшним нам было бы действительно почти понятно: маиор, иог, каима, жнеика, вои, конвои, — но очень скоро это привело бы к затемнению смысла и дальнейшему разрушению языка.
И потеря «ё» ничем не восполнима при передаче народного произношения: в ём, одноё и т. д.
Но «ё» ещё можно успеть отстоять. И такая попытка делается в данном собрании. Нам удалось осуществить добавку «ё» в шрифт электронной наборной машины, где, разумеется, этой буквы не было.
Мы поступали так: ставили «ё» во всех однозначных и несомненных случаях. Также — когда автор весомо предпочитает в данном случае «ё» из вариантов. Или когда надо передать определённое произношение персонажа. Если же произношение слова практически двоится, возможно в двух вариантах — и «е» и «ё», — то оставляли «е», для того, чтобы читатель мог принять для себя любой вариант. Так было чаще всего в причастиях:
воз-, от-, разведенный, запеченный, зароненный, заснеженный, изнеможенный, настороженный, недоуменный, неметенный, новоиспеченный, новорожденный, обойденный, оцененный, при-, от-, увезенный, при-, с-, унесенный, приотворенный, примененный;
в соответственных существительных:
настороженность, недоуменность;
в некоторых прилагательных и в кратких причастиях:
беленая, введен, завезен, изобретен, моченая, повторен —
и в ряде других случаев:
блеклый, на черта, неподалеку, оперлась, перекресток, пересек, ремнем, распростерлась, сек, трехсотлетие, углем, упершись.
При уничтожении «ё», протекавшем многие годы, происходила массовая замена «ё» на «о» после шипящих, потом от неё отказывались. Фонетически такая замена вполне равнозначна, однако она часто оскорбляет глаз, привыкший к традиции, и зачастую отрывает слово от других его форм. Здесь возможны разные решения. Так, в суффиксе «енк» существительных женского рода под ударением мы ставили «ё»:
бумажёнка, девчёнка, жжёнка, одежёнка, ручёнка, собачонка, тушёнка, шапчёнка, (но деньжонки),
но принимали «о» в подобных случаях мужского рода:
бочонок, дурачонка, мальчонка, мужичонка, мышонок.
ДРУГИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭНТРОПИЙНОЙ РЕФОРМЫ
Мы все́ ещё помним, как твёрдый знак искоренялся полностью, даже и внутри слов, заменяясь нелепым апострофом. Затем нам вернули его. (Но недостаточно. Родились малопонятные формы: выгрался вместо въигрался.) В 20-е годы уничтожалась и форма «обеих» (о женском роде говорили «обоих»), позже вернули. Такая же нивелировка мужского и среднего родаприлагательныхх на -агo, -яго и -ого, -его, очевидно, уже неисправима. Безсмысленно стёрты местоимения — личное «оне» и притяжательное «ея». (В редких случаях мы восстанавливаем: «санитарный поезд Ея Величества».)
Отсутствие «і» во всех наборных алфавитах также очень чувствительно и приводит к затемнению смысла и досадной путанице в религиозно-философских текстах и в распространённых ныне рассуждениях о міровых проблемах и проблемах мира-войны, о міpe (Вселенной, Земле, человечестве) и мире (отсутствии войны, согласии, покое) с их производными. И передача крестьянского міpa (как и церковного мѵра) через «и» приводит к утере окраски и духа слова. Однако мы не имели технической возможности провести эту разницу последовательно, а лишь в немногих исключительных местах.
Отсутствие «і» затрудняет также и точное воспроизведение украинской речи: приходится пользоваться «и» вместо «і», потому и «ы» вместо «и».
ПРЕДЛОЖНЫЙ ПАДЕЖ
Всякая дифференциация в языке, его способность различать, — драгоценна, она есть сила и талант языка. Большевицкие реформы и практика советских лет направлены против дифференциации, они стирали рельеф и различия русского языка. Принимая грамматические решения, я руководствовался старанием сохранить и усилить оттенки, где это возможно.
При нивелировке языка значительное разрушение потерпел предложный падеж. Уже упомянуто, как он частично пострадал от отмены «ятя». В том же неосмысленном порыве всеобщего «упрощения» был срезан предложный падеж ещё одного обширного класса существительных — среднего рода с окончанием -ье, стали писать предложный в точности как именительный и винительный: в Поволжье, в платье (без всякой логики сохранив предложное -и для случая полного окончания -ие: в состоянии). Но нельзя объяснить разумно, зачем уравнивать три разных падежа, затруднять распознание, а предложный лишать его естественной формы:
в Заполярьи, в заседаньи, о здоровьи, в многолюдьи, в окруженьи, в окружьи, на перекрестьи, в платьи, в Поволжьи, в подпольи, в раздумьи, в состояньи, на сиденьи, о счастьи, в устьи, в ущельи (но на острие́, поскольку окончание под ударением).
Этот случай предложного падежа имеет важное продолжение в смешении некоторых словообразований и наречий. Мы пишем:
вступил в противоречье (вин.п.) с чем — находится в противоречьи (предл.п.) с законами;
в продолжение (вин.п.) этой книги будет написан ещё один том — в продолжении (предл.п.) многих веков;
в продолженье разговора он предложил обсудить — в продолженьи разговора они коснулись;
в уваженье к заслугам — воспитаны в уваженьи к родителям;
в пребыванье моё в полку — в пребываньи его здесь не было удивительного;
в исключенье, в отступленье от чего — состоит в отступленьи от правил;
в отличье (противопоставление) — в отличьи (состояние);
в сопровожденье назначен конвой — в сопровожденьи конвоя.
Я нахожу неверной единообразную директиву писать во всех случаях: «вследствие» и «в течение» (когда речь идёт о времени), теряя разницу между направленностью и пребыванием. Нет основания столь непроходимо отличать течение времени от сходного ему течения реки и для времени запретить образование от предложного падежа «в течении» — хотя именно этот смысл чаще всего и вкладывается, а навязывают редко здесь прилагаемый по смыслу винительный падеж. Напротив, «впоследствии» единообразно указывают нам в форме от предложного падежа, хотя и тут жива форма от винительного.
НАРЕЧИЯ, СОДЕРЖАЩИЕ ПРЕДЛОГ
Слитность или раздельность написания их регулируются ныне правилами, недостаточно убедительными. Привлекается кроме смыслового и фонетический принцип, который здесь второстепенен, и иногда противоречиво. Так, «поодиночке» велят писать вместе, а «в одиночку» отдельно (хотя фонетика, кажется, требовала бы обратного). Но вот я столкнулся с фразой: «вызванные в кабинет в одиночку». В раздельном написании (и при общей тюремной теме) может быть понято, что кабинет послужил какое-то время одиночкой (правдоподобный случай), тогда как разумелось, что вызывались не все сразу, а по очереди, — и слитное написание «водино́чку» было бы ясней. Нам предлагают «в гору», «в меру», «на лету», «под стать» писать отдельно, хотя это решительно (и часто неосновательно) сдвигает их от наречий к предложно-именным сочетаниям. (Теряется различие: «в меру того как» и «выпито вмеру».)
Но главное-то, что никакой массовый справочник и никакие единые правила не могут упорядочить всего непредставимого безчислия наречий в русском языке, таких, как:
вдомёк, вкруте, в огиб, в отдар, вподбежку, вподробне, впоколоть, вполвысоты, вполсыта, впригнуску, вприголодь, вприкосъ, впристыдь, впробежь, впрочёт, врозбежь, вросхмель, всугонь, втриноги́, в упрос, вусмех, вуторопь, доплоска, наиспыт, напредки́, на прилог, напроброс, невпротолочь, поскору, предпослед и т. д.
Решение вопроса всякий раз: в каком виде (отдельно или слитно) наречие будет лучше воспринято глазом, легче понятно, и — каков оттенок его в данной фразе.
В зависимости от оттенка смысла возможно и слитное, и раздельное написание наречий с отрицаниями, как не зря, не против, не всерьёз.
ФОНЕТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ИМЕЕТ ПРЕДЕЛЫ
Послереволюционные реформы всё клонили дальше от этимологии и ближе к фонетике, несостоявшаяся реформа 1964 года грозила довести и до анекдота. Но этот путь никак не может быть пройден до конца, и остановки всё равно нелогичные: почему «разсказ» фонетизируется в «рассказ» (а не «раскас» и «раскащик»), почему «отдельно» не доведено до «оддельно» и «считать» до «щитать»? Сохранили осмысленное «брезжить» и зря исказили до «вожжи».
А коль скоро путь не пройден, и не может быть пройден, то, когда фонетическим написанием затемняется смысл слов, пишущим должно быть предоставлено право частично возвращать смысловую запись:
не — черессильно, ниссылал, бесклассовый,
а — черезсильно, низсылал, безклассовый.
Из написаний «предызбрать» и «предъизбрать» мы находим второе преимущественным.
НЕ УПУСКАТЬ РАЗЛИЧИЙ,
где можно их сохранить. Задача языка — как можно меньше уподоблять и смешивать, как можно тоньше различать.
«Листья шелестели», но «ветер шелестил листья(ми)». В подобных парах мы следили сохранить в окончаниях переходного глагола гласную «и», непереходного — «е»:
построжеть (самому) — построжить (кого);
обезоружеть (самим) — обезоружить (кого).
Также признавали мы и различие:
заведывать (в разных местах, в разное время, о длительном, многократном действии) — несовершенный вид — и
заведовать — взамен формы совершенного вида (однократное действие);
переследывать (многие дела) и переследовать (данное дело);
обнародывать (не раз) и обнародовать (однократно);
пересажаны (все инакомыслящие) и пересажены (с места на место ученики);
перевешаны (восставшие) и перевешены (картины);
развешаны (оттенок изобилия, хвастовства) и развешены (деловитее) —
и другие подобные пары.
Современные словари не различают: «безвестный» (не подающий вестей) и «беззвестный» (безызвестный):
Дело сошло безвестно, как сотни других.
Пропал безвестно.
Но:
Беззвестный посёлок. Беззвестно для вождя.
Нет оснований отказаться и от различения союза «нето» (слитно) и указательного местоимения с отрицанием «не то»:
Нето плавился, нето подгибался под её рукой. Нето сказал, нето собирался только.
Но:
Не то, мой друг, не то. Не то сказал.
ОТДЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ НАПИСАНИЙ
Сегодня язык стонет под напором больших букв — от учреждений и организаций, часто ничтожных. А уж грозное МВД всем кажется естественным — тогда как в дореволюционной России писалось с маленьких букв: «министерство внутренних дел» или «м.в.д.». Притяжательные прилагательные от собственных имён мы пишем с маленькой буквы: надино горе, юриковы игры, сонечкина кукла. Сегодня «Катино вышиванье» выглядит так же странно, как былое написание национальностей с большой: Англичанин, Испанец. Но мы оставляем большую, когда речь идёт об известном историческом или мифологическом лице: Петрово детище, Софьин указ, Михайлово отречение. Венерин павильон.
Как правило, мы пишем Государь с большой буквы (как руководитель государства, наряду с Государственной Думой и Государственным Советом), но государыня с маленькой. Так же с малой — его величество, император, царь, августейшая семья, если это не цитата и если по тексту в эти слова не вкладывается повышенный эмоциональный смысл.
Также в зависимости от контекста колеблются у нас написания: Действующая Армия (с самым уважительным смыслом), Действующая армия (более служебно), действующая армия (косвенно, вскользь). То же и: Главнокомандующий и главнокомандующий; Двор и двор; Учредительное Собрание и учредительное собрание.
Слово Бог пишется с большой буквы всегда, когда ему придаётся религиозный и вообще наполненный смысл. Но в служебно-бытовом употреблении, в затёртых словосочетаниях — с маленькой:
окошко не дотягивалось до божьего света;
работа выходила на божий свет;
ей-богу; о, господи (мимоходом).
Также и боги — при многобожии или в переносном смысле: боги рынка.
Большое неудобство представляют советские извращённые слова: зав. отделением, зав. производством, зам. министра. С ними какое решение ни принять — всё дурно: писать ли их отдельно через точку или писать слитно. Во втором способе (который мы и приняли как меньшую беду) искажается скрытый падеж: «скажите замминистру». Очевидно, следовало бы решиться на раздельное написание и дать склонение «заву» и «заму». Впрочем, более полные сокращения, как завмаг, уже приобрели такую оборотистость.
Взывает к упрощению простановка годов. Склонение года мы указываем, только если он дан лишь двумя последними цифрами: это уже было в 58-м. «Году» добавляется не всякий раз, а когда этого требует выразительность или может быть иначе утерян смысл. Но созрело обходиться и без окончания и без «года»: это началось в 1917, когда... От частых «г.г.» рябит в глазах, затрудняется строй фразы и ничего не выигрывается. (В английском языке давно употребляется так.)
От слова погон род.п. мн.ч., несомненно, погонов, а не распространённое теперь погон, что опять-таки нивелирует склонение.
Слова цыгарка, цыгейка, цынга, панцырь мы печатаем через «ы», чтобы тесней приобщить их к кругу русских слов. Написание через «и» выглядит худосочно.
Не могу отказаться от «я» в словах семячки, мятель, меряный (наряду с меренный — прич.). Эта потеря кажется мне обезцвечиванием. Различаю прострелянный (много раз, от «прострелять») и простреленный (единожды, от «прострелить»).
Хотя слитное написание полно́чи (половина её) требуется общим правилом, но так создаётся омограф, различаемый только специальным ударением от по́лночи. Встречаются случаи, где путается смысл, и тогда для различения мы вводим чёрточку: просиживал пол-ночи (половину ночи), но работал до по́лночи (до двенадцати часов ночи).
Словарь Академии Наук (1950-е годы) даёт:
запань — спец. (перемычка из брёвен на реке). Но нельзя придумать корня и смысла такого слова. Даль (хотя не строгий в написаниях) пишет запонь и роднит с запоной (т. е. брёвна — как плавучая завеса). Так принимаем и мы.
Русский язык склонен обрабатывать на свой лад втягиваемые иностранные слова — и это есть признак его силы и здоровья. Народная попытка склонять «пальто», хотя и превращена интеллигенцией в анекдот, а на самом деле здравая. Так и несклоняемые (и оттого совсем у нас неуклюжие) «жалюзи́» стали произноситься жа́люзи и склоняться: жа́люзей, жа́люзями.
Подчиняюсь принятому фольклор, хотя «о» мы удерживаем неповоротливо, наше произношение сразу сложилось как фольклёр.
Для отличия сто́ящий от стоя́щий хорошо бы в первом случае принять написание по народному произношению сто́ющий, отступив от правил спряжения.
В эмигрантских изданиях в минувшие десятилетия стали писать «большевицкий», приближая к общему правилу (сравни: мужик — мужицкий, дурак — дурацкий). И в самом деле, при русских корнях, написания «большевистский» и «меньшевистский», да ещё при частоте их употребления, обременительны, и следовало бы упростить на «ц».
Написание отдельных слов зависит также и от общего языкового фона этого отрезка. Например, если описывается деревенская жизнь, то и в прямой речи персонажей, и даже в авторской речи, естественно писать «грамофон» через одно «м», вопреки словарю.
Безнадёжно отстало от устной речи слово «сейчас», к тому же такое частое. В прямой речи всё чаще приходится его сокращать в «сечас» или «щас».
Имена-отчества могут, писаться сокращённо не только в прямой беглой речи, но и в авторской — при утере степенности, при ироничности:
Василий Аксентьич, мастер литья (вместо Авксентьевич).
ЗАПЯТЫЕ
Могучее средство выражения, но если пользоваться им достаточно свободно, применительно к тонкостям интонации. Современный английский почти лишён запятых, и это обедняет его фразу. Наша нынешняя письменность слишком обременена формальными традициями немецких грамматистов.
Запятые должны служить интонациям и ритму (индивидуальным интонациям фраз и персонажей), помогать их выявлять — а не быть мёртво-привязанными для всех интонаций и всех ритмов. Для синтаксиса интонация должна быть ведущей. Школьные пунктуационные правила формальны и не учитывают живое дыхание речи. Я считаю нужным следить, чтоб не происходило такого резкого отрыва письменной речи от гибкой устной.
РАЗГРУЗКА ОТ ИЗБЫТОЧНЫХ ЗАПЯТЫХ
(УСКОРЕНИЕ, ОБЛЕГЧЕНИЕ)
Читатель не должен встречать частокол тормозящих запятых, обременяющих фразу.
Во-первых, это относится к приложениям и сравнительным оборотам с союзом «как». Мы не ставим запятую при краткости сравнения, беглости его применения или расхожести употреблённого образа; не ставим, если сравнительный оборот имеет значение приравнивания или обстоятельства образа действия, или является именной частью сказуемого:
упрямый становится как осёл;
на войне как на войне;
сошлись как срослись;
сказала как о незначащем;
философ-доцент, представительный как министр;
городки как Кизел;
целые районы как Таншаевский;
начинают оплавляться как восковые;
мотнул головой как отплюнулся;
ногу держал как гитару;
проезжают мимо рабынь как подлинные олимпийцы;
это «интересненько» Костоглотова пришлось ему как нож между рёбрами;
всеобщей амнистии боялись они как моровой язвы (если поставить запятую — будет ударение на «боялись», потом пауза и сравнение произносится новым духом; без запятой — сплошное прочтение и ударение на «моровой язве»);
там свои ноги тяжелы как у слона, тут перебирают как воробьиные;
он сам как тройная подушка;
но чистая совесть как горное озеро светит;
во-вторых, беглости чтения способствует облегчение от запятых, несмотря на подчинительные союзы, и при цельных неразложимых выражениях:
что ни год безнадёжней;
перекрикивались с кем хотели;
пусть каждый добывает как может;
две тысячи лет уже как сказано, что;
надевает что хочет и ест сколько хочет;
уже два года как в его неуклонном взгляде;
исчез, не прислал ни одного донесения, неизвестно где находится;
готов помочь в чём-нибудь, не знал в чём;
Россию раскачиваете, неизвестно кто больше;
в-третьих, при интонационной беглости можно некоторые деепричастные обороты не заключать в запятые (иногда отделять с одной стороны), а также одиночные деепричастия, которые приобретают значение наречия или обстоятельства образа действия:
проходил не здороваясь;
так, чтоб голову нагнувши войти;
не видя как иначе поступить;
и покуривая смотрел, прищурившись
(возможен симметричный вариант:
и, покуривая, смотрел прищурившись);
и не зная подробностей, можно быть уверенным;
вряд ли ошибёмся обругав;
поднимался по лестнице шатаясь, вцепясь в перила;
в-четвёртых, разгрузка от запятых часто настоятельна вокруг вводных слов и оборотов, во всяком случае с одной стороны. В зависимости от темпа фразы не всегда должна вклиниваться запятая после «во-первых», «во-вторых», «например», «конечно». Часто помешны запятые вокруг «может быть», особенно в форме «может». Чаще других обособлены интонацией «пожалуй», «напротив», но отнюдь не всегда:
может не рассудительно, а хотелось;
да может и не коменданта, груз может и не военный;
да может быть я давно-давно об этом думаю (интонация слитно-настоятельная);
ну, кажется всё начинало налаживаться;
говорят послали флот;
так оказывается потому;
в 20-е годы знаете как говорили? (разговорная беглость);
и как всегда они правы, и как всегда доказательств не требуется;
вы пожалуй запомнили бы навсегда.
Перечислительные запятые при однородных членах тоже могут ставиться или не ставиться, или не все, — подчиняясь интонации:
и друзья и враги, и свои и чужие;
и придя и не застав дома;
тогда и обед и ужин.
И много других случаев, когда интонация повелительно требует облегчения потока речи:
она обернулась обиженная;
он испытывал не что иное как ревность;
не знаешь какого другого поворота ждать, и с чего начинать не знаешь, разве с подарков;
злоба с вывертом, то что называется садизм;
приезжали всё гуще, видно было что повалят;
с такими бандитами как вы — не стану!
УГЛУБЛЕНИЕ ИНТОНАЦИИ ЗАМЕДЛЯЮЩИМИ ЗАПЯТЫМИ
Кроме случаев, оговоренных правилами, таких, как:
десять раз за процесс возвращается, и возвращается, и возвращается;
первый, и второй, и третий год тюрьмы;
все они очень умными себя представляли, и очень тонкими, и очень сложными;
приудобился он читать эту тихую, спокойную книгу;
вторая, решётчатая, дверь, —
интонация иногда требует не только неукоснительной расстановки запятых, но и добавления их:
на увечье, на смерть, и без надежды на возврат;
миновал комнату, другую, и увидел накрытый стол;
мы исправились, и у себя на родине освоились;
она робела, и при встрече не могла бы найтись.
Частицу «де» принято присоединять через дефис к предыдущему слову. Но иногда это невозможно:
что де он с веками блекнет;
и потому де это справедливо, —
а выделять запятыми кажется обременительным. Но в иных случаях интонация велит взять в запятые:
будто, де, купить на него ничего нельзя.
ДРУГИЕ ОСОБЕННОСТИ ПУНКТУАЦИИ
Возможна череда вопросительных или восклицательных знаков — и при слитности фразы, накате речи, текст возобновляется после них всякий раз с малой буквы. Напротив, ремарка к прямой речи, обычно начинающаяся с малой буквы, может начинаться с большой, если глубока пауза между речью и сопровождающим пояснением.
Запрет двух (или даже трёх) последовательных двоеточий в одной фразе необоснован. Высвобождая русский синтаксис, этот запрет взорвали уже Белый и Цветаева.
По существующим правилам — в конце фразы, содержащей цитату или закавыченную прямую речь, вопросительный, восклицательный знаки и многоточие ставятся до кавычек, а точка почему-то после. Это не логично. Мы ставим точку также до кавычек, если закавыченная фраза является законченной, и — после них, если кавычки заключают несамостоятельную часть объемлющей фразы.
1977—1982, Вермонт
(приводится по изданию Публицистика, 3-й том, Александр Солженицын, издано: Ярославль, 1997)
Мы в Телеграм