Мцыри (Михаил Лермонтов)

Перейти к навигацииПерейти к поиску

Мцыри
автор Михаил Лермонтов (1814—1841)
Дата создания: 1838—1839. Источник: Библиотека Максима Мошкова



1 · 2 · 3 · 4 · 5 · 6 · 7 · 8 · 9 · 10 · 11 · 12 · 13 · 14 · 15 · 16 · 17 · 18 · 19 · 20 · 21 · 22 · 23 · 24 · 25 · 26


М. Лермонтов: Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты


Мцы́ри


Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю.

Первая Книга Царств <гл. 14 ст. 43>

1


Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры́,
Струи́ Ара́гвы и Куры́,
5Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных воро́т,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
10Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
15Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как, удручён своим венцом,
20Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.

________

И Божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени́ своих садов,
25Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.

2


Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребёнка пленного он вёз.
30Тот занемог, не перенёс
Трудов далёкого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
35Но в нём мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
40Он зна́ком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного при́зрел, и в стена́х
Хранительных остался он,
45Искусством дружеским спасён.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
50Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещён святым отцом
55И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Тёмный лес
60Тянулся по гора́м круго́м.
Три дня все поиски по нём
Напрасны были, но пото́м
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
65Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днём приметно вял.
70И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
75И долго так он говорил:

3


«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришёл, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
80Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
85Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
90Она, как червь, во мне жила́,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
95Где в тучах прячутся скалы́,
Где люди во́льны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Её пред небом и землёй
100Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.

4


Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас —
Зачем?.. Угрюм и одинок,
105Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стена́х
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
110Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имён, —
Напрасно: звук их был рождён
Со мной. И видел у других
115Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ — могил!
Тогда, пустых не тратя слёз,
В душе я клятву произнёс:
120Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
125Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.

5


Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
130В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
135Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
140В глубокой скважине стены́,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
145Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, — я также мог бы жить!

6


150Ты хочешь знать, что видел я
На воле? — Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дере́в, разросшихся круго́м,
Шумящих свежею толпой,
155Как братья в пляске круговой.
Я видел груды тёмных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
160Простёрты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года —
Им не сойтиться никогда!
165Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
170И облачко за облачко́м,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег —
Как будто белый караван
Залётных птиц из дальних стран!
175Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
180Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…

7


И вспомнил я отцовский дом,
185Ущелье наше и круго́м
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
190Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Проти́в отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножо́н
195Кинжалов длинных… и как сон
Всё это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
200Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестёр…
Лучи их сладостных очей
205И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущельи там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
210Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождём
Волны́ касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
215И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир ещё пышней.

8


Ты хочешь знать, что делал я
220На воле? Жил — и жизнь моя
Без этих трёх блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Безсильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
225Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
230Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
235Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
240Меж бурным сердцем и грозой?..

9


Бежал я долго — где, куда?
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
245В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех лесов,
И только! Много я часов
Бежал, и наконец, устав,
Прилёг между́ высоких трав;
250Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж тёмным небом и землёй,
И различал я, как узор,
255На ней зубцы далёких гор;
Недви́жим, молча я лежал,
Порой в ущелии шакал
Кричал и плакал, как дитя,
И, гладкой чешуёй блестя,
260Змея скользила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.

10


Внизу глубо́ко подо мной
265Поток усиленный грозой
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов
Мне внятен был тот разговор,
270Немолчный ропот, вечный спор
С упрямой грудою камней.
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот, в туманной вышине
275Запели птички, и восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы;
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню
280Я поднял голову мою…
Я осмотрелся; не таю:
Мне стало страшно; на краю
Грозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
285Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез.

11


Круго́м меня цвёл Божий сад;
290Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слёз,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
295И грозды полные на них,
Серёг подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой
И снова я к земле припал
300И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
305И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Всё, что я чувствовал тогда,
310Те думы — им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полёт
315Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так по́лон ровной синевой!
Я в нём глазами и душой
Тонул, пока полдневный зной
320Мои мечты не разогнал.
И жаждой я томиться стал.

12


Тогда к потоку с высоты,
Держась за гибкие кусты,
С плиты́ на пли́ту я, как мог,
325Спускаться начал. Из-под ног
Сорвавшись, камень иногда
Катился вниз — за ним бразда
Дымилась, прах вился́ столбом;
Гудя и прыгая, пото́м
330Он поглощаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность вольная сильна,
И смерть казалась не страшна!
Лишь только я с крутых высот
335Спустился, свежесть горных вод
Повеяла навстречу мне,
И жадно я припал к волне.
Вдруг — голос — лёгкий шум шагов…
Мгновенно скрывшись меж кустов,
340Невольным трепетом объят,
Я поднял боязливый взгляд
И жадно вслушиваться стал:
И ближе, ближе всё звучал
Грузинки голос молодой,
345Так безыскусственно живой,
Так сладко вольный, будто он
Лишь звуки дружеских имён
Произносить был приучён.
Простая песня то была,
350Но в мысль она мне залегла,
И мне, лишь сумрак настаёт,
Незримый дух её поёт.

13


Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
355Сходила к бе́регу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей.
И беден был её наряд;
И шла она легко, назад
360Изгибы длинные чадры
Откинув. Летние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь её; и зной
Дышал от уст её и щёк.
365И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы пылкие мои
Смутились. Помню только я
Кувшина звон, — когда струя
370Вливалась медленно в него,
И шорох… больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от се́рдца кровь,
Она была уж далеко́;
375И шла, хоть тише, — но легко,
Стройна́ под ношею своей,
Как тополь, царь её полей!
Недалеко́, в прохладной мгле,
Казалось, приросли к скале
380Две сакли дружною четой;
Над плоской кровлею одной
Дымок струился голубой.
Я вижу будто бы теперь,
Как отперлась тихонько дверь…
385И затворилася опять!..
Тебе, я знаю, не понять
Мою тоску, мою печаль;
И если б мог, — мне было б жаль:
Воспоминанья тех минут
390Во мне, со мной пускай умрут.

14


Трудами но́чи изнурён,
Я лёг в тени. Отрадный сон
Сомкнул глаза невольно мне…
И снова видел я во сне
395Грузинки образ молодой.
И странной сладкою тоской
Опять моя заныла грудь.
Я долго силился вздохнуть —
И пробудился. Уж луна
400Вверху сияла, и одна
Лишь тучка кралася за ней,
Как за добычею своей,
Объятья жадные раскрыв.
Мир тёмен был и молчалив;
405Лишь серебристой бахромой
Вершины цепи снеговой
Вдали сверкали предо мной
Да в берега́ плескал поток.
В знакомой сакле огонёк
410То трепетал, то снова гас:
На небесах в полночный час
Так гаснет яркая звезда!
Хотелось мне… но я туда
Взойти не смел. Я цель одну —
415Пройти в родимую страну —
Имел в душе и превозмог
Страданье го́лода, как мог.
И вот доро́гою прямой
Пустился, робкий и немой.
420Но скоро в глубине лесной
Из ви́ду го́ры потерял
И тут с пути сбиваться стал.

15


Напрасно в бешенстве порой
Я рвал отчаянной рукой
425Терновник, спутанный плющом:
Всё лес был, вечный лес круго́м,
Страшней и гуще каждый час;
И миллионом чёрных глаз
Смотрела но́чи темнота
430Сквозь ветви каждого куста.
Моя кружилась голова;
Я стал влезать на дерева́;
Но даже на краю небес
Всё тот же был зубча́тый лес.
435Тогда на землю я упал;
И в исступлении рыдал,
И грыз сырую грудь земли,
И слёзы, слёзы потекли
В неё горючею росой…
440Но, верь мне, помощи людской
Я не желал… Я был чужой
Для них навек, как зверь степной;
И если б хоть минутный крик
Мне изменил — клянусь, старик,
445Я б вырвал слабый мой язык.

16


Ты помнишь детские года:
Слезы́ не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь тёмный лес
450Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
455Была поляна. Вдруг по ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры… и пото́м
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лёг,
460Играя, на́взничь на песок.
То был пустыни вечный гость —
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
465Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, — и на нём
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
470Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путём…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
475Не из последних удальцов.

17


Я ждал. И вот в тени́ ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг… и начал он
480Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, пото́м прилёг,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил…
Но я его предупредил.
485Удар мой верен был и скор.
Надёжный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассе́к…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
490Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!

18


Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
495И там два раза повернуть
Моё оружье… Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
500Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
505Как будто сам я был рождён
В семействе барсов и волко́в
Под свежим по́логом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я — и в груди моей
510Роди́лся тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык…
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
515Сдавил меня в последний раз…
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно — и пото́м
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
520Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..

19


Ты видишь на груди моей
Следы глубокие когтей;
Ещё они не заросли
525И не закрылись; но земли́
Сырой покров их освежит
И смерть навеки заживит.
О них тогда я позабыл,
И, вновь собрав остаток сил,
530Побрёл я в глубине лесной…
Но тще́тно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!

20


Я вышел и́з лесу. И вот
Проснулся день, и хоровод
535Светил напутственных исчез
В его лучах. Туманный лес
Заговорил. Вдали аул
Куриться начал. Смутный гул
В долине с ветром пробежал…
540Я сел и вслушиваться стал;
Но смолк он вместе с ветерком.
И кинул взоры я круго́м:
Тот край, казалось, мне знаком.
И страшно было мне, понять
545Не мог я долго, что опять
Вернулся я к тюрьме моей;
Что безполезно столько дней
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал,
550И всё зачем?.. Чтоб в цвете лет,
Едва взглянув на Божий свет,
При звучном ропоте дубрав
Блаженство вольности познав,
Унесть в могилу за собой
555Тоску по родине святой,
Надежд обманутых укор
И вашей жалости позор!..
Ещё в сомненье погружён,
Я думал — это страшный сон…
560Вдруг дальний ко́локола звон
Раздался снова в тишине —
И тут всё ясно стало мне…
О, я узнал его тотчас!
Он с детских глаз уже не раз
565Сгонял виденья снов живых
Про милых ближних и родных,
Про волю дикую степей,
Про лёгких, бешеных коней,
Про битвы чудные меж скал,
570Где всех один я побеждал!..
И слушал я без слёз, без сил.
Казалось, звон тот выходил
Из сердца — будто кто-нибудь
Железом ударял мне в грудь.
575И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.

21


Да, заслужил я жребий мой!
Могучий конь, в степи чужой,
580Плохого сбросив седока,
На родину издалека́
Найдёт прямой и краткий путь…
Что я пред ним? Напрасно грудь
Полна желаньем и тоской:
585То жар безсильный и пустой,
Игра мечты, болезнь ума.
На мне печать свою тюрьма
Оставила… Таков цветок
Темничный: вырос одинок
590И бледен он меж плит сырых,
И долго листьев молодых
Не распускал, всё ждал лучей
Живительных. И много дней
Прошло, и добрая рука
595Печально тронулась цветка,
И был он в сад перенесён,
В соседство роз. Со всех сторон
Дышала сладость бытия…
Но что ж? Едва взошла заря,
600Палящий луч её обжёг
В тюрьме воспитанный цветок…

22


И как его, палил меня
Огонь безжалостного дня.
Напрасно прятал я в траву
605Мою усталую главу:
Иссохший лист её венцом
Терновым над моим челом
Свивался, и в лицо огнём
Сама земля дышала мне.
610Сверкая быстро в вышине,
Кружились и́скры, с белых скал
Струился пар. Мир Божий спал
В оцепенении глухом
Отчаянья тяжёлым сном.
615Хотя бы крикнул коростель,
Иль стрекозы́ живая трель
Послышалась, или ручья
Ребячий лепет… Лишь змея,
Сухим бурьяном шелестя,
620Сверкая жёлтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок.
Скользила бережно, пото́м,
625Играя, нежася на нём,
Тройным свивалася кольцом;
То, будто вдруг обожжена,
Металась, прыгала она
И в дальних пряталась кустах…

23


630И было всё на небесах
Светло и тихо. Сквозь пары́
Вдали чернели две горы́.
Наш монастырь из-за одной
Сверкал зубча́тою стеной.
635Внизу Ара́гва и Кура́,
Обвив каймой из серебра
Подошвы свежих островов,
По ко́рням шепчущих кустов
Бежали дружно и легко…
640До них мне было далеко́!
Хотел я встать — передо мной
Всё закружилось с быстротой;
Хотел кричать — язык сухой
Беззвучен и недви́жим был…
645Я умирал. Меня томил
Предсмертный бред.
Казалось мне,
Что я лежу на влажном дне
Глубокой речки — и была
Круго́м таинственная мгла.
650И, жажду вечную поя,
Как лёд холодная струя,
Журча, вливалася мне в грудь…
И я боялся лишь заснуть, —
Так было сладко, любо мне…
655А надо мною в вышине
Волна теснилася к волне.
И солнце сквозь хрусталь волны́
Сияло сладостней луны…
И рыбок пёстрые стада
660В лучах играли иногда.
И помню я одну из них:
Она приветливей других
Ко мне ласкалась. Чешуёй
Была покрыта золотой
665Её спина. Она вилась
Над головой моей не раз,
И взор её зелёных глаз
Был грустно нежен и глубок…
И надивиться я не мог:
670Её сребристый голосок
Мне речи странные шептал,
И пел, и снова замолкал.
Он говорил:

«Дитя моё,
Останься здесь со мной:
675В воде привольное житьё
И холод и покой.

Я созову моих сестёр:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
680И дух усталый твой.

Усни, постель твоя мягка́,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года́, пройдут века́
Под говор чудных снов.

685О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю как вольную струю,
Люблю как жизнь мою…»

И долго, долго слушал я;
690И мнилось, звучная струя
Сливала тихий ропот свой
С словами рыбки золотой.
Тут я забылся. Божий свет
В глазах угас. Безумный бред
695Безсилью тела уступил…

24


Так я найдён и поднят был…
Ты остальное знаешь сам.
Я кончил. Верь моим словам
Или не верь, мне всё равно.
700Меня печалит лишь одно:
Мой труп холодный и немой
Не будет тлеть в земле родной,
И повесть горьких мук моих
Не призовёт меж стен глухих
705Вниманье скорбное ничьё
На имя тёмное моё.

25


Прощай, отец… дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне…
Знай, этот пламень с юных дней,
710Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожёг свою тюрьму
И возвратится вновь к Тому,
Кто всем законной чередой
715Даёт страданье и покой…
Но что мне в том? — пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдёт себе приют…
Увы! — за несколько минут
720Между крутых и тёмных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…

26


Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
725Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
730И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
735Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлёт,
Пришлёт с прохладным ветерком…
И близ меня перед концом
740Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отёр внимательной рукой
С лица кончины хладный пот
745И что вполголоса поёт
Он мне про милую страну…
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!..»


1838—1839


s:Мцыри (Лермонтов)