Молчание иеромонаха Романа (Александр Калинин)
Молчание иеромонаха
Ему не нужна слава, он вышел из Союза писателей, отказался от литературных премий
Он сам пишет стихи и музыку, сам поёт. От других бардов его отличает прежде всего то, что он — монах
Вот уже шесть лет иеромонах Роман молчит, затворившись в своем скиту в глухих лесах на Псковщине, отделенный рекой, болотами, непроходимыми чащами от деревень и городов, от всего мирского, только не от России. Принял новый духовный подвиг, дав обет молчания? Никто не знает, никто ничего не говорит. И сам он тоже. Правда, за полгода до кончины старца отца Николая с острова Залита, приехав в последний раз в Москву к своей духовной дочери Елене Квасковой, где и я с ним прежде неоднократно встречался, обронил: «Я со старцем простился. Он меня отпустил, чтобы дальше сам шел».
И с тех пор замолчал. Голос же его, записанный на всевозможные носители, продолжал звучать в храмах, деревенских избах, городских квартирах, вызывая слезы очищения, зажигая веру, отгоняя, подобно тому, как лампада отгоняет тьму, человеческое отчаяние. Говорят, отказавшись от голоса, монах в тишине лесов обретает духовную мудрость. А голос, оторвавшись от своего хозяина, продолжает звать нас в храмы Божии, «пока еще звонят».
Радость моя, наступает
пора покаянная.
Радость моя, запожарилась
осень вокруг.
Нет на земле ничего
постоянного.
Радость моя,
мой единственный друг.
…До Самолвы — рыбацкого поселения на берегу Чудского озера, в котором когда-то Александр Невский топил немецких рыцарей, мы добирались на перекладных. До Середки — таково название села — рейсовым автобусом, а там нас должен был встретить приходской священник отец Никита. Было морозно, а Никита запаздывал, и мы, чтобы не зябнуть, решили двинуться ему навстречу. Поклажи у иеромонаха Романа набралось много. Он только что получил приход в Самолве и вез с собой книги, продукты, утварь. А я — подарок от певицы Жанны Бичевской — две упаковки пластинок с записями его песен в ее исполнении.
Радость моя,
эта суетность грешная
Даже на паперть
швыряет листы.
Но возжелали покоя
нездешнего
Белые церкви,
Святые кресты.
Наконец появился и отец Никита — высокий, худой, больше похожий на баскетболиста, чем на попа. Транспорт — старенький «Запорожец», к тому же без тормозов, — явно не соответствовал ни его росту, ни размерам нашего багажа. Но иного выбора не было, кое-как погрузились, поехали. Придавленный сумками, я дремал, а священники о чем-то горячо спорили.
…Мне прислали первую кассету с его песнями с Украины. Я был покорен ими тут же и непременно захотел встретиться с автором, но ничего о нем не знал. Звонки по монастырям информации не добавили. Сказали лишь, что в псковских Печорах живет его мать, может, она чем поможет? И, испросив в редакции командировку в Псковскую область, я помчался в Печоры. Это было весной 1993 года.
Истинно говорят: если что-то человек искренне возжелает, вся вселенная бросится ему помогать. Дело было накануне Благовещения. Отец Роман ездил по храмам и монастырям, да в дороге заболел и как раз в день моего приезда на пару дней завернул в Печоры к матери, отлежаться. Там мы впервые и свиделись.
Белые церкви
исполнены кротости,
Ими до днесь
освящается свет.
Радость моя,
что кручинишься попусту,
Белым церквам
нынче тысяча лет.
Встретил он меня в белом подряснике. Накормил рыбным супчиком. Вставил в магнитофон кассету с новыми записями. Невысок, худощав, с характерным брянским говорком. Я, помню, говорил о маловерии, сектантстве, затягивающем молодежь, людской бездуховности.
Это теперь пластинки и кассеты с его песнями продаются во всех православных храмах, а стихи печатаются в православных календарях и светских изданиях. Тогда монаха бранили. Литературные критики — за качество стиха. Церковное начальство — за не церковное, как они говорили, дело. В ту первую встречу отец Роман показывал мне написанные им же иконы и жаловался:
— Вот за это рукоделие никто не упрекает. А песни… Монах с балалайкой, говорят. Да… Если б не благословение старца… Потому и пою. Так-то, Александрушка. Большой старец меня благословил.
Как я позже понял, это и был старец Николай с острова Залита.
В миру его звали тоже Александром. Александром Матюшиным. Родился он в семье сельской учительницы. С юных лет писал стихи, играл в вокально-инструментальном ансамбле, потом учился в университете, учительствовал. От сверстников отличался лишь тем, что не пил вина. Не то чтобы не хотел или боялся, а не мог. Организм не принимал, болел после этого. Случись иначе, так, может быть, и жил бы, как живут тысячи, покупаясь на мелочное, преходящее, обманывая свою неправду стаканом первача или бормотухи.
Мысль о монашестве возникла внезапно.
— Иду как-то по лесной дороге: солнышко всходит, природа просыпается. И вдруг пронзило: вечером я еще на один день буду ближе к смерти, а монах — ближе к Богу. Пошел к матери: отпусти в монастырь. Мама — учительница, а годы самые застойные. Дай, говорит, хоть до пенсии доработать.
Дождался. И как только мать ступила за порог школы, выписался из дома и — в Печоры, в монастырь. Приехал, а куда, к кому? В гостиницу не селят — нет прописки. Бомж, словом. Пошел в храм. Встал позади всех. Прихожане молятся. Душно, скучно. Священники все какие-то толстые, розовощекие. Кто-то внутри нашептывал: уходи отсюда, уходи. А куда уходить-то? Только в отчаяние. Встал на колени, обратился к Божьей Матери: помоги, не оставь. Отлегло от сердца. Так и остался в монастыре.
— Позже я понял, что церковь — это не только священники. Священник — он что? Он лишь распределяет благодать Божью. Но он тоже человек со своими слабостями и пороками. Он тоже может быть грешен. А церковь — другое. Церковь позволяет человеку разглядеть свою душу. Когда я впервые увидел свою душу, испугался, что сойду с ума, — столько там грязи накопилось. Такое отчаяние охватило. Вот так-то, Александрушка, да… О своем храме думать надо, а не раскатывать его по бревнышку.
Я ему:
— Есть священники пьяницы, распутники. Как же так?
А он:
— Каждый за свою жизнь сам перед Богом ответит. Мало ли мне чего не нравится. Но я смотрю на иные вершины. Сергий Радонежский, Серафим Саровский.
И дарил свои новые книги, пластинки, магнитофонные кассеты.
Потом пригласил на храмовый праздник в Самолву. И вот трясемся по скользкой дороге на «Запорожце» без тормозов, отдавшись на милость Божию. Я, пригревшись, дремлю. Священники разговаривают.
— Ведь не так все задумывалось, не так…
Что не так-то? Оказывается, здесь, в российской глубинке, два молодых священника задумали предприятие, которое в ту пору было не по силам всей Русской православной церкви. А именно, привлечь к православию людей, которые хоть и не считают себя атеистами, но от церкви далеки. Молитва не касается их душ. Божественная премудрость не доходит до разума. А, оказалось, таким людям и предложить-то нечего. Этим ловко воспользовались заморские миссионеры и доморощенные сектанты. Свои же духоборцы еще не выросли. Сказывались многие годы запрета на проповедническую деятельность. Пока появятся новые воители-проповедники, нужно было биться за духовную целостность Отечества.
Для таких людей — считающихся православными, но не знающих о православии почти ничего — и сочинил, и спел отец Роман свои первые духовные песни.
Вас не касаются запахи тленные,
этот октябрьский отчаяннный пир.
Белые Церкви — Твердыни Вселенныя,
Не устоите — развалится мир.
Песни зажили своей жизнью, преодолев границы не только Псковской епархии, но и России. Их стали транслировать по радио, записывать на грампластинки, издавать книгами. Их стали использовать эстрадные исполнители. Хорошо, если исполнители эти, как Жанна Бичевская, испросили на то благословение автора. Другие же своевольничали, а то и просто хулиганили. Где-то в Питере положили его песни на рок-музыку, чем повергли отца Романа в неописуе-мое смятение, заронив сомнение, что, может быть, вовсе не следовало эти песни писать или отпускать их дальше круга друзей. Но тогда терялся весь смысл тогдашней его духовной работы.
А с чего начиналось-то? Заехал как-то в гости к старцу Николаю на остров Залита. И был поражен, когда после трапезы старец вдруг сказал:
— Давайте-ка я вам спою.
И пошел к инструменту. Видя замешательство своего гостя, добавил весело:
— Не смущайтесь, батюшка! Бог слышит всякое обращение к Нему, а в чем оно выражено — в стихах, музыке, песне или живописи — не все ли равно?
Отец Никита предложил Роману домик, оставшийся от родителей. Когда-то там была деревня, да умерла, остался лишь этот дом. А вокруг леса да болота. Там отец Роман и живет. Сейчас он за штатом по здоровью. И, живя в скиту, может свободно вести монашеский образ жизни и писать новые стихи и песни. О душе, которая бы «не забывала Бога и к людям относилась, как к себе». О Святой Руси, где расплодились скоморохи да заморские нехристи. «То, что срамом было, стало славою, то, что славою было, оплевано, а князья одну думку думают — как без Бога им миром правити».
Без Бога нация — толпа,
Объединенная пороком.
Или слепа, или тупа,
Иль, что еще страшней,
жестока.
Один архиепископ, представляя первую пластинку с песнопениями иеромонаха Романа, сравнил его со звонарем. Этот образ мне особенно по душе. Внизу родник, старое заброшенное кладбище, загаженные поля, вымирающие деревни, спившиеся люди, отвернувшиеся от Бога и друг друга, а он звонит и звонит, тревожа дремлющую совесть. «Что ты спишь, восстань душа моя…». Этот звон во многих душах сеет беспокойство и надежду.
Звон колокольный летит сквозь столетия.
Встретим же в храме
молитвенный час.
Радость моя, мы с тобой
не заметили:
Осень уже за порогом у нас
Не я один искал встречи с Романом-псалмопевцем. Едут к нему даже в затвор паломники не только из России, но и из Сербии, Греции, Польши, Молдавии, Украины, даже из Америки. Освободившись из заключения, находят бывшие преступники. Живут у него неделями. Но не праздно живут. Всем миром поднимали в скиту часовенку. Сруб рубили в окрестных лесах. Запрестольный крест резали в Молдавии, врата — в Белоруссии, везли по воде. Иконостас отец Роман расписывает сам. Чтобы отсечь соблазн славой, поэт вышел из состава Союза писателей, отказался от литературных премий «АЛРОССА» и журнала «Наш современник».
«Надо жить во славу Божию, а не в свою славу», — говорит монах.
А в Псалтыре сказано: «Хвалите Господа на струнах и органе…».
Александр Калинин
Мы в Телеграм