К стена́м Сионского собора
Я подымался от Куры́.
Навис над головою город,
Приросший к выступам горы, —
Карабкаясь почти отвесно,
Держа дома́ поверх домов, —
Цветной, нагромождённый тесно,
Чудесный город детских снов.
Как деревянный флот крылатый,
Летавший только в старину,
Балконы бедные — в богатой
Резьбе — обсели крутизну.
Догадка, гений, остроумье
Строителей во всём видны:
От башен, в сумрачном раздумьи
Растущих прямо из волны,
До дерзко врубленного в скалы
Проспекта в двух рядах дворцов,
От островов до Нарикалы —
До мглистых крепостных зубцов.
Так, полн преданий, бурно грезя
Шумящей рядом новизной,
Тифлис, как лабиринт в разрезе,
Возник впервые предо мной.
Вон там — в беседках Ортача́ли,
В тени́ полуночной листвы
Пришельцу в душу проникали
Тоска и страсть Саят-Новы.
И, как любовного рассказа
Река, — пьяней осенних лоз, —
Навзрыд звенели струны са́за,
Как женский голос, полный слёз.
Не здесь ли, колдовство изведав
Необоримой красоты,
В глубоких думах Грибоедов
Шёл средь звучащей темноты.
И Лермонтов, и Пушкин здесь же
Прошли не раз. И след их чар,
Их дум —
блестит росою свежей
На листьях гло́гов и чина́р.
И клёкот картали́йской речи
Понятным сердцу и родным
Призывом дружбы издалече,
Как мне,
тогда казался им.
Мы в Телеграм