Ну нету денег, времени — тем боле!
У сына снова напряжёнка в школе:
боец бессменный всех олимпиад,
не может ехать, хоть и был бы рад.
И что же? Вмиг разрушены проблемы,
в которых прежде бились как в петле мы,
и денег ровно сколько надо — на!
И длинно хлещет времени волна…
Чуть нас позвал к себе певец наш милый,
всё закрутилось с добротворной силой!
Вот так — когда благословенен путь,
решатся путы, вольно дышит грудь.
Господь билеты вынул из кармана:
езжайте, дети, до отца Романа!
Простых чудес уютный дух мне мил,
не раз он душу радостью омыл.
С утра из Минска нас несёт машина,
летя бесшумно на фольксваген-шинах,
её ведёт сквозь партизанский лес
наш новый друг, чернявый как черкес.
Нет, он не горец — гордость Беларуси,
строитель храмов в древнерусском вкусе,
он королевича отец и трёх юниц,
достойных в книге Царств златых страниц…
В деревне Боровик садимся в лодку —
два Саши, Коля да монахиня-молодка,
она умеет по чертам лица
читать слова умолкшего певца.
Природа спит. Над водами туманно.
Покой под небом дивный, богоданный…
В кувшинки сон налит.
И лишь стрекоз
никак озёрный не сморит наркоз.
Река неширока, спокойна в мае,
но глубока: зимою, лёд ломая,
бывает, тонут джипы, трактора.
Сейчас вода, чуть вздёрнутая дрожью —
путь в рай, нерукотворною рогожью
укрытый…
Так вперёд, бежать пора!
А вот и скит.
Как в Ветрово ветрово!
Так дует — будьте, гостюшки, здоровы!
В траве высокой — чернобурый кот.
Он жизнью бит, но хоть и рвата морда,
глядит на пришлых благородно-гордо,
нас неприветливо встречая у ворот.
Отец Роман босой, в сермяжной ряске,
худые руки в разноцветной краске,
насмешливо-приветлив милый лик,
в глазах — небесный голубеет блик.
Под пряным срубом гостевого дома
благоухают травы и солома,
цветочки мелкие плетут иконостас,
откуда зрит
на нас
Всесильный Спас.
А ночью — служба.
В тишине хрустальной
безмолвный глас возносится печально,
молитвою пронзая нам сердца.
О трепет прикровенный!
Бьём поклоны,
с небес церковных вниз глядят иконы
письма искусного монаха и певца.
Вдруг — в двери грюк!
Моя вина: как квочка —
«Устал в пути-то! — пожалев сыночка, —
пусть спит, — решила. — В церковь без него».
И что ж? Проснулся — и напуган тьмою,
бежал ко храмовым вратам, протяжно воя,
как зверик, чуя мрака торжество…
Отец Роман,
наставник наш печальный,
в чело перстом мне постучал начальным:
любовь чрезмерная вредит, врагу под стать!
Не там жалей, где разобьёт колено,
не там, когда страдает всё, что тленно, —
пекись о душеньке сыновней лучше, мать!
И навсегда мне памятно запали
и свод небесный, и речные дали,
в ажурных вычурах летящий к небу храм;
волной лиловой — буйство иван-чая,
который, чайный запах источая,
качает остров в такт семи ветрам…
В Москве — букетик скромный у божницы:
ромашки, лютик, травки-росяницы,
что ни былинка — веха на пути.
За утренней молитвой гляну — Боже! —
уносит сердце по речной рогоже
туда,
куда идти мне
и идти…
Мы в Телеграм