Соловей рождественских песен, преподобный Роман Сладкопевец, родился в V веке в сирийском городе Емесе. Переехав в Константинополь, он стал пономарем в храме святой Софии. Ночами преподобный уединялся на молитву в поле или в загородном Влахернском храме. Святой Роман не имел дара чтения или пения. Однажды, в навечерие Рождества Христова, он читал кафизмы. Но так плохо, что его сменил другой чтец, а клирики осмеяли Романа. Опечаленный юноша долго молился пред иконой Пресвятой Богородицы. Ночью в сновидении Матерь Божья явилась святому и, подав ему свиток, «кондактион» по-гречески, повелела его съесть. Так преподобный Роман получил дар не только книжного разумения, но и сочинения и исполнения церковных песнопений. Это чудо произошло в день Рождества Христова. И за всенощной святой Роман дивным голосом пропел в храме свой первый кондак: «Дева днесь Пресущественнаго раждает и земля вертеп Неприступному приносит…» От того свитка все песнопения преподобного стали называться кондаками. Святой Роман первый написал и икосы — песнопения, сложенные им при ночных бдениях перед Господом в своих покоях (по-гречески — «икосах»). За усердное служение святой Роман был рукоположен в сан диакона и стал учителем пения. До самой своей кончины, последовавшей около 556 года, преподобным диаконом Романом Сладкопевцем было составлено до тысячи песнопений, многими из которых христиане и доныне прославляют Господа.
Понимаю, что было бы в некотором роде дерзостью считать иеромонаха Романа, нашего современника, чьи песни хорошо известны многим людям, прямым продолжателем святого дела преподобного Романа Сладкопевца. Дерзостью, которая не понравилась бы самому отцу Роману — он человек скромный. И все-таки духовная связь между ними есть, и со мною согласятся все, кто хоть раз слышал проникновенный голос иеромонаха Романа. Так же и я, услышав его впервые в сутолоке уличного шума, доносившегося из чьего-то раскрытого окна, сразу его запомнила, запечатлела в сердце. А через несколько лет, будучи составителем одного из разделов антологии «Русская поэзия. ХХ век», я стала разыскивать самого отца Романа, чтобы включить в это издание его стихи. Познакомилась с режиссером документального кино Еленой Квасковой, в 1988 г. снявшей первый фильм об отце Романе.
В год тысячелетия крещения Руси Елена с мужем-кинооператором и съемочной группой приехала в Киев снимать фильм, предварительно называвшийся «Слово о величии». Игумен Ионафан, (вскоре архиепископ Сумской и Ахтырский), познакомил документалистов с монахом Романом, смотрителем дальних пещер Киево-Печерской Лавры и благословил того на участие в фильме. Отцу Роману нравился сам дух пещер, он водил группу без устали, все показывал, рассказывал, а, расставаясь, подал что-то, завернутое в аккуратную тряпицу, Елене: «Вот вам на вечерний отдых, послушайте.» Всю ночь Елена и ее товарищи слушали кассеты, а утром фильм обрел иную направленность и другое название — «Радость моя», по первой строке одной из песен, и был этот фильм о монахе Романе и его песнопениях… Так Елена стала духовной дочерью отца Романа и первым издателем его пластинок и кассет в Екатеринбурге, альбома «Раскрою я Псалтырь святую…» в конце восьмидесятых годов.
Хотя батюшка часто говорил, что Александр Матюшин — таково его имя в миру, и иеромонах Роман — разные люди, мало известно и о том, и о другом. Александр Иванович Матюшин родился в 1954 г. в Рябчевске, небольшом селе Брянской области Трубчевского района. Трубчевские земли — исконные владения князей Трубецких. Да что князья — оттуда родом Боян-певец из «Слова о полку Игореве», сам духовно связанный с Романом Сладкопевцем. Может быть, певчий дар иеромонаха Романа — наследие потомка Боянова?..
Мать Саши, Зоя Николаевна Матюшина, работала учительницей в школе. Елена Кваскова вспоминает о ней: «Когда еще она не была монахиней, любила рассказывать, да так образно все, живо. Я, говорит, детям в школе биологию преподавала, внушала, что мы из мирового океана вышли, инфузории всякие, из грязи, потом откуда-то обезьяны взялись, как-то они в людей превратились! Сейчас подумать: какая чушь, как только язык не отсох, Господи прости!» После смерти мужа Зоя Николаевна стала монахиней в миру в Печорах, купила там домик и жила вместе с сестрой о. Романа и ее двумя дочерьми, из которых старшая стала послушницей в Полоцком монастыре. А сама Зоя Николаевна, в монашестве Зосима, умерла в 1994 г.
Александр закончил школу, тогда уже писал стихи, но никому не показывал: уровень районной газеты его не устраивал, а к кому можно еще обратиться, не знал. Затем выучился в университете Элисты, сам преподавал в школе. В 1983 г. принял монашеский постриг, а в 1985 рукоположен в иеромонахи. Однако в Киеве не прижился — владыка Ионафан, сам личность незаурядная, человек разносторонне одаренный, композитор и гармонизатор духовной музыки, видимо, попытался влиять на творчество подчиненного ему монаха. Взаимопонимание не было достигнуто, и отец Роман покинул пещеры. Кстати, когда вследствие раскола церквей на Украине Ионафан пострадал от тогдашнего митрополита Киевского Филарета, был расстрижен, сослан в Черновцы и сильно нуждался, о. Роман, случайно встретив его на улице, забыл прежние недоразумения, поддержал, помог…
Затем отец Роман служил в одном из приходов Псковской обл., в Кьярово, восстанавливал вместе с отцом Михаилом Женочином тамошнюю церковь, помогал строить новую, много сочинял. Был в его жизни и тяжкий больничный период — зима 1990-го, когда врачи приговорили его к смерти. «Дом печали, дом печали, у Невы стоящий дом, поместили, откачали…» — пишет он о том времени, и еще: «Там я кровушкой умылся, что поделать — заслужил». Но Господь помиловал раба Своего Романа, жизнь продолжалась.
В 1992 г. на Пасху иеромонах Роман побывал в Иерусалиме. Вернувшись, надолго затворился в Печорах с о. Феодосием…
С 1994 года батюшка живет и служит в скиту Ветрово, принадлежащем к Псковскому клиру. Ехать туда на двух автобусах от Пскова, да потом еще километра три грести на лодке — иначе никак не добраться. «Забыв о веслах, погрузился в думы, головушку руками обхватил, в дорожке лунной челн застыл бесшумно — знать, некуда и незачем грести…» — в печальный миг рождаются начальные строки этой песни, но в конце звучит: «Гони кручину, призывая Бога, остави отражению тоску, под небом звездным лунною дорогой плыви к тому живому огоньку!» Но, несмотря на трудную дорогу, добираются к отцу Роману многие — « греби, родимый, есть куда грести!» Несколько лет службы проводились в маленькой домашней церкви Преподобного Серафима Саровского, но год назад исполнилась давнее желание батюшки: построена, наконец, с помощью Божьей и людской, церковь Иконы Божьей Матери «Взыскание погибших». Все в этом храме — свет и высокая чистота, сияние выглаженного любовно руками мастера дерева, нежное свечение икон. Храм небольшой, ладный, очень приветный, даже не быв там ни разу, а только глядя на фотографию, тоскуешь — скорее бы поехать. «Если ты болен, исполнен печали, выйди скорей к моему роднику!» — призывает он. «Стоял бы и смотрел, не отрываясь. Икона-чудо! Кротость и печаль. Взыскание погибших. Как живая!» — восклицает иеромонах Роман в одном из стихотворений новой книги «Русский куколь», вышедшей в 2001 г. в Минском издательстве экзархата. Великой духовной радостью стала эта книга для многих читателей, и для меня в том числе, опять читаю и дивлюсь чуду: как из таких простых, знакомых слов, затасканных по газетным страницам, испачканных всякими подлыми подтекстами, опять пишутся великие строки, омытые живой водой таланта и любви к Родине:
Родная речь — Отечеству основа.
Не замути Божественный родник,
Храни себя: душа рождает слово -
Великий Святорусский наш язык!
Вот уже год иеромонах Роман не поет. Не поет и не говорит ни слова — только пишет стихи и иконы. Любой творческий дар — от Бога и дается человеку для восславления Господня, знающие Псалтырь помнят чудесные песнопения царя Давида: «Исповедайтеся Господеви в гуслех, во псалтири десятиструннем пойте Ему. Воспойте Ему песнь нову, добре пойте Ему со восклицанием…» (Псалтырь, псалом Давиду, не надписан у еврей, 32). Тот же призыв звучит и в 56-м, 42-м псалмах, ибо все творчество — от творца, а искусство и искус — одного корня, одной сущности. Но наступил, видно, в жизни нашего современника-сладкопевца такой момент, когда душа запросила молчания:
Немало понаписывал, напел.
Оставь меня, псалтырное звучанье.
Во внешнем я, наверное, успел.
Не опоздать бы в главном — в покаянье.
Его стихи всегда были полны раскаяния и самообличения: «Ни часу я не жил в любви и покаянии», «носил одежды чернеца, имея норов аховский, неправде не было конца под одеяньем ангельским»…Никогда он не поучал кого-либо свысока, не пророчествовал, а если кто настаивал, отсылал к Старцам: там, говорил он нуждающимся, ищите откровений. И вот отрекся он и от «псалтырного» сладкозвучия, оставив себе только одно «попущение» — стихосложение. Как ему трудно, видит любящий читатель из сих строк:
Ты обличаешь: «Нужно ли писать?
Оставь поэзию, пока не поздно».
— Но как, скажи, воде не отражать
И камыши, и солнышко, и звезды?
— Сравненье ни о чем не говорит!
Одна молитва душу воскрешает.
Вода подобно ей животворит…
— Быть может, потому, что отражает?
Не убеждаю. Поразмысли сам.
Упорствую не ради словопренья.
Молитва — отражение Творца.
А человеки — Божье отраженье.
— «Ты не источник». — Знаю, дорогой.
Оставь и мне немного утешенья.
Считай меня за лужу под ногой.
Но кто лишает лужу отраженья?
Мистика исихазма, соединяющая в себе глубокую молитву («умное делание», как говорят на Руси) и созерцание Фаворского света, еще от ранних стадий развития келейной монашеской практики исихазма времен Макария Египетского, оказывала на души принявших обет огромное влияние, помогающее постичь православному аскету великую Божественную сущность. Слово «исихазм» происходит от греческого исихия -молчание, тишина. Исихасты учили, что неизреченный Логос, Слово Божье постигается в молчании. Созерцательная молитва, отказ от многословия, постижение Слова в его глубине — вот путь познания Бога, который исповедовали учителя исихазма. В центре исихастского молитвенного делания стоит призывание имени Господа, ибо так сказано в Св. Писании: «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Деян., 2.21)
Как видим, нелегкое, но прекрасное бремя возложил на себя иеромонах Роман, боря в себе последнее мирское, ведь «не отзовется Бог на словеса, пока душа сама не отзовется». Помоги ему, Господи, а для нас, грешных и суетных, пусть еще хоть некоторое время с затертых, расшатанных от частого прослушивания кассет звучат прекрасные песни батюшки. Ведь зачастую в мельтешении и мелкой бытовой пагубе многим и многим, пробегающим мимо храма в страхе опоздать на работу, в аптеку, в магазин, в институт — куда угодно, только не «к Нему на Встречу», — лишь тихий голос иеромонаха Романа напоминает о Боге.
Наталья Сегень 12.10.2002
Мы в Телеграм