Когда с жестокостью и ложью
Больным годам не совладать,
Сильней тоска по царству Божью,
Недостижимей благодать.
Взъярясь на вра́лищах гундосых,
Пока безмолвствует народ,
Пророк откладывает посох,
Гитару в рученьки берёт.
О, как в готовность ждущих комнат
Его поющий голос вхож!
И что с того, что он, такой вот,
На мученика не похож?
Да будь он баловень и бабник,
Ему от песен нет защит,
Когда всей родины судьба в них,
Заворожённая, звучит.
Его из лирики слепили,
Он ве́щей болью одарён
И веку с дырами слепыми
Назначен быть поводырём.
Ему б на площадь, да поширше,
А он один, как свет в ночи́,
А в нём менты, а в нём кассирши,
Поэты, психи, палачи.
Ещё, голубчики, не все тут?
О, как мутится ум от кар!..
В какие годы голос этот,
Один за всех не умолкал!
Как дикий бык, склоняя выю,
Измучен волею Творца,
Он сеет светлую Россию
В испепелённые сердца.
Он судит пошлость и надменность,
И потешается над злом,
И видит мёртвыми на дне нас,
И чует на́ сердце надлом.
И замирает близь и да́лечь
В тоске несбывшихся времён,
И что для жизни значит Галич,
Мы лишь предчувствуем при нём.
Он в нас возвысил и восполнил,
Что было низко и мертво́.
На грозный спрос в Суде Господнем
Ответим именем его.
И нет ни страха, ни позёрства
Под вольной пушкинской листвой.
Им наше время не спасётся,
Но оправдается с лихвой.