На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все́ в очочках на цепочках, по-народному — в пенсне, —
Все́ они открыли что-то, все́ придумали вакцины,
Так что если я не умер — это всё по их вине.
Доктор молвил: «Вы больны», —
И меня заколотило,
И сердечное светило
Ухмыльнулось со стены, —
Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне известен Склифосо́вский, основатель института,
Мне знаком товарищ Бо́ткин — он желтуху изобрёл.
В положении моём
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «жёлтый дом».
Всё зависит в этом доме оном
От тебя от самого́:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят — верьте слову —
Задаю вопрос с намёком, то есть, лезу на скандал:
«Если б Ка́щенко, к примеру, лёг лечиться к Пирого́ву —
Пирогов бы без причины резать Ка́щенку не стал…»
Но и врач не лыком шит —
Он хитёр и осторожен.
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный», — говорит.
Вот палата на́ пять коек,
Вот профессор входит в дверь —
Тычет пальцем: «Параноик», —
И поди его проверь!
Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,
На Вишне́вского надеюсь, уповаю на Бурде́нку, —
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий — все́ в меня, —
Правда, прадед был незрячий;
Свёкр мой — белогорячий,
Но ведь свёкр — не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на глаз —
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет — приговор?»
И врачи, и санитары, и светила все́ смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очочки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щёчки вдруг покрылись желтизной.
И нависло остриё,
И поёжилась бумага, —
Доктор действовал во благо,
Жалко — благо не моё, —
Но не лист — перо стальное
Грудь пронзило, как стилет:
Мой диагноз — паранойя,
Это значит — пара лет!
Мы в Телеграм