Потомок, дальний брат,
Еще ты скрыт от взора,
Но вижу через дни позора
Из тьмы взыскующий твой взгляд,
И час грядущего ответа,
И призрак беспощадной Леты,
Когда предстанет пред тобой
Моих стихов поспешный строй.
И лишь одно напоминанье:
В тот жданный час я бы хотел,
Чтоб ты спеша не проглядел
Перенесенные страданья
В неволе мрачных лагерей
Бессменной спутницы моей —
Голодной Музы — и в сужденье
Пролил бы каплю снисхожденья.
Ей выдался нелегкий путь:
Томима пыткою допроса,
Худа, грязна, простоволоса —
Она впивала злую жуть
Пропахших кровью казематов…
С душой, унынием объятой,
В стенах классической тюрьмы
Ее видали с Вами мы.
Потом, затиснута в вагоны,
Хрипя от жажды и тоски,
На вшивом краешке доски
Тряслась по долгим перегонам
На север, в тундры, в глушь и темь —
Куда? Печора, Котлас, Кемь?
Не все ль равно? Учась терпенью,
Прийти не трудно к отступленью.
И вот последняя верста.
Колючей сеткою опутан,
Туманом гибельным окутан,
Встает угрюмый серый стан.
Окружено бескрайней далью,
Штыков рачительною сталью,
Здесь все ярму обречено —
Здесь жизни «всесоюзной» дно…
В коротком вытертом бушлате
Рассветной серою порой
Покорно Муза встала в строй
В ряды покорные собратий.
По стройкам, рекам, по лесам
Ее я вижу тут и там…
Она то землю ковыряет,
То пилит, тешет, то строгает;
Вокруг коптящего горна
Дырявый сиплый мех вздувает,
Тяжёлый молот подымает
И бьёт, куёт, стучит она…
Или в оборванной артели
Канатом тащит баржу с мели,
И, криком раздирая рот,
Всё ту ж «дубинушку» орёт…
А то на перекатном сплаве,
Покрыта тучей комаров,
Она орудует багром;
То в лодке утлой сети ставит,
Иль просто тачку с грузом прет
Горячий вытирая пот…
Корчует лес или с рудою
Вагоны гонит чередою…
Иль, наконец, согнув хребет,
С масштабом, циркулем, рейсшиной
Корпит над чертежом машины
Всю ночь, пока забрезжит свет…
И часто в пору белой ночи
И вовсе не смыкает очи —
Ну, словом, среди всяких дел
Обычный каторжный удел…
Один лишь чайничек — забава,
Его с любовью кипятит,
Частенько в карцере сидит
За подозрительностью нрава
(Как достиженье наших лет
В доносах недостатка нет).
Случится хворь — тогда в палатке
Она трясется в лихорадке…
Но все ничто — жива душа,
И Муза тайно в ночи бденья
Бегущей жизни сновиденья
Плетет куском карандаша,
Томясь тревогою немало:
Как золото иль сталь кинжала,
Ей запрещалося иметь
Стиха отточенную медь…
Цена подобному писанью
Немного — что таить греха?
Такого ль надобно стиха,
Чтобы почтить достойной данью?
Тут ямб хромает, там хорей…
(Теперь Демьян и тот хитрей.)
Глагольной рифмой пичкать кстати ль
Вас, избало́ванный читатель.
Мы в Телеграм