На крыше
Из брошенных кто-то, из бывших,
не избран и даже не зван,
живёт втихомолку на крышах
с любовью к высоким словам.
Невидим живёт и неслышим,
но как дуновенье одно…
Не им ли мы только и дышим,
когда растворяем окно?
Он воздух всегда безымянный,
бездомный всегда и пустой,
бумаги сырой и тумана
давно забродивший настой.
Как зябко. Не выпить ли? Бродит
по комнате. Листья скрипят.
Неужто же и на свободе
душе не живётся? назад,
назад её тянет, в людскую,
в холодного быта петлю…
Неужто я так затоскую,
что брошенный дом возлюблю
по выходе в небо? Кому-то
под крышей послышится хрип —
повешенная минута
раскачивается, растворив
багровый свой рот и огромный…
И стукаются башмаки
о краешек рамы оконной —
то смертного сердца толчки.
Впустите же блудного сына
хотя бы в сообщество крыс,
хотя бы в клочок паутины,
что над абажуром повис!
Хотя бы вся жизнь оказалась
судорогой одной
предсмертной — но только не хаос
вселенной, от нас остальной!
Но только не лунная мука
на площади, белой дотла,
где ни человека, ни звука,
ни даже намёка, что где-то
душа по-иному жила,
чем соринкой на скатерти света.
<октябрь-ноябрь 1972>
|
|
http://www.vavilon.ru/texts/krivulin7.html