— Встречались ли Вам в детские годы люди, личности, которые в определенной степени оказали на Вас благотворное влияние?
— Конечно. Ни одна возрастная пора не знает столько личностей, как детство. Для ребенка любой взрослый — личность. И не только взрослый, разница в несколько лет, а сразу чувствуешь уважение, как к старшему. Первый друг детства стал прививать мне мужские качества, говорил, что куклы нужно оставить, что есть игрушки гораздо поинтереснее (приносил поиграть деревянные пистолеты и автоматы), но мне нравились мои матрешки. Сама жизнь в Рябчёвске, дружба оказывала благотворное влияние. И даже улица была хорошей школой: если кто-то выходил с яблоком, оно съедалось всеми, если кто проявлял жадность, трусость, подлость, тот обрекал себя на незавидное положение, его чурались. Никто никогда меня не обижал. Старшие ребята заводилы, которые любили попроказничать, относились ко мне покровительственно, как к младшему брату. Может потому, что уважали мать, а может потому, что не лез верховодить, был сам по себе, и уважал старших. До сих пор поминаю Рябчёвск, как одну большую семью. Столько было тепла от односельчан!
— Почему Вы, имея хороший аттестат и основательные знания, избрали для дальнейшей учёбы ВУЗ в степной Элисте?
— Скажу, но никому не советую так вступать в жизнь. В 10-ом классе я окончательно сделал свой выбор — русский язык и литература. Особо и не учил предметы, знал, что не пригодятся. Много читал и писал. В Симферополь поступать не хотел, так как рядом дом, а у меня уже были такие стихи:
Мне трудно вспоминать Бурятии края
Когда шаман гнусавил заклинанье кайяя.
Когда бесился снег, подняв завесу пыли,
И угольки волков, они протяжно выли…
Ну и так далее. Понятно, что кайяя — сомнительное заклинание, слово придумано ради рифмы. Не совсем ясно, как угольки волков могли выть, и, тем не менее, видите, куда звала романтика? И вот, после сдачи очередного экзамена, подошел к карте, закрыл глаза и ткнул пальцем. Открыл — Калмыкия. Посмотрел в справочнике — есть университет. Решил ехать. И перст мой не ошибся: столько прекрасных людей там увидел, столько было друзей разных национальностей! И калмыки (Овшинов Сергей, Виктор Шамаков, Хаптаханов Юра), и казахи, и чеченцы, и карачаевцы (Борис Дотдуев, ездили к нему под Домбай — редкой преданности друг был), и грузины, и греки (как с братом жил с Владимиром Чемичевым, лично знал Аристотеля, Платона и Сократа!), и украинец, сентиментальный поэт Александр Забашта, и русский остряк Георгий Раскатов, и усидчивый еврей Миша Ходарковский. В Элисте узнал исключительную человечность и поддержку преподавателя по логике Куликова Юрия Ивановича, преподавателя немецкого — Емельяненко Тамару Алексеевну. Воспоминаний много. Студенты на Брянщине обычно отрабатывают на картофельных полях, а в Калмыкии ездят на сакман, на точки, помогать овцеводам. Точка это домик чабана, кошара и на 15 — 20 км ни души. Помню, 3 однокурсника и 3 девочки жили на точке, где с семьей чабанил чеченец. Жена была из препростых, увидела, что рисую портрет Сережи, посмотрела, одобрительно закачала головой — на человека похож! Даже для никудышного художника (к каковым себя и относил) мало чести услышать такое определение, но в ее устах это прозвучало похвалой. Питались мы отдельно, колхоз нам чего — то выделил, явно путая с подвижниками. В общем, студентам всегда хочется кушать. Смотрю, девочки принесли свежие яйца, приготовились зажарить. Спросил — откуда они, угостила хозяйка? Нет, сами нашли. Вы что? Идите, положите, где взяли, разве можно брать чужое! Обиделись, но послушались. Сидим надутые. Буквально через полчаса, открывается дверь, — хозяйка несет полную корзину яиц. Объявляет всем — для Саши! И ушла. Оказывается, она слышала наш разговор. Девочки зароптали — почему только тебе? Оправдываюсь — я же не буду один кушать, а сказала она так, чтобы показать свое уважение к человеку, который не протянул руки к чужому. После этого случая, хозяйка все время приносила корзину с провизией, и, объявив привычное — для Саши, уходила к себе. И хозяин очень зауважал, (и за этот случай, и когда узнал, что я пощусь, что русский — верующий) все время звал к себе за стол, похвалял, что не ем чушку, но я не мог оставить братию. Говорю это из благодарности к той чеченской семье, которая подтвердила всем известное, что уважают оберегающего честь, совесть, а кто себя пятнает, лишается уважения. Общаясь с людьми другой национальности, в России или за рубежом, всегда имел повышенное чувство русскости, боялся подорвать достоинство русского человека. Помню, ко мне очень привязался мальчик лет пяти. Черноголовый, черноглазый, очень живой. Сидим мы с ним после работы на повозке и смотрим на закат. А закаты в Калмыкии во все небо. Больше таких закатов нигде не приходилось видеть. Показываю ему, — видишь вон то красное облако? На что оно похоже? Смотрит, соображает, фантазирует, впитывает каждое слово. В свободное время что-то ему рисовал, учил подмечать красоту степной Калмыкии… Во времена кровавых разборок в Чечне, часто вспоминал этого мальчика, думал, как сложилась его жизнь, помогло ли ему общение с русским студентом, где он сейчас?
— Почему в Ваших книгах представлена лишь малая толика того, что было написано в 70-е годы? Мне удалось познакомиться с Вашими рукописями, большинство из них достойны того, чтобы они не лежали под сукном. Я не литератор, но скажу, что в 70-е годы мне не довелось найти нечто подобное.
— В 70-е годы мне предлагали издать сборник с одним условием: чтобы я написал стихотворение о партии или о вожде. Решалась участь моей рукописи, участь моей судьбы. Слава Богу, не стал давить совесть, сказал, что я даже не комсомолец, забрал стихи и ушел. Считаю, что просто Господь спас. Ведь если бы издали мой сборник, мне бы уже было не до монастыря, носился бы с этим сборником, как дурень с писаной торбой, считая себя не весть кем. А так, приехал домой и всю писанину, написанную с самых детских лет, и самую позднюю, бросил в печь, расчистил дорогу в монастырь.
— Вы были школьником, студентом, учителем. Попробуйте (если это возможно) сравнить преподавателя молодого поколения 70-80 гг. прошлого века и тех молодых ребят, которые шагнули в III тысячелетие. Прошу только не концентрировать свое внимание на якобы извечной проблеме — отцы — дети.
— Что касается преподавателей, Вы уже поняли мое к ним отношение. Где бы я не учился, — в Рябчёвске, в Утах, в Крыму, в Элисте, — всюду видел прекрасных педагогов. Считаю, что после священника, нет звания выше звания учитель. Впрочем, священник тоже учитель. Низко кланяюсь всем учившим меня. В отношении нас и молодых ребят. Есть свои плюсы и минусы. Нас так не травили телевизором и кино, не внедряли блудные микробы, не уничтожали стыд и совесть, не учили поклоняться идолу золотого тельца. Это плюс нашего времени и минус нынешнего. А с другой стороны, мы жили при порушенных Храмах, а нынешняя молодежь имеет выбор, Храмы ждут. И если бы преподавателям нашего и этого времени обрести Веру, они бы не только давали знания, но и сами бы образовывались, и образовывали (от слова Образ) детские души. Очень бы хотелось между преподавателями и школьниками видеть больше человеческого общения, чтобы чаще беседовали на жизненно необходимые темы. Почему классному руководителю не придти в старший класс, не сказать: — «Подходит время, когда начнете жить самостоятельно. Давайте поговорим, готовы ли для этой жизни? Как вы считаете, что необходимо в этой жизни, чтобы стать человеком, не растерять себя, выжить, не опуститься. Говорят ли вам о чем — то слова Честь, Совесть, Долг, Патриотизм, Сострадание, Самопожертвование? Как вы их понимаете? Приходилось ли сейчас видеть это в ком, или проявлять самому? В чем видите смысл своей жизни? Кем бы хотели стать? Есть ли уверенность, что цель выбрана правильно, что достижение ее не разочарует, что она стоит того, чтобы прикладывать все свои силы для ее достижения? Что для вас значит жизнь? Есть ли то, за что можно отдать жизнь? Что для вас высоко и свято? Жизнь ведь не родительский дом, давайте уже сейчас начнем готовиться к ней». Если бы знали, как ждут дети распахнутости души учителя! Особенно благотворны уроки и беседы на природе. Кругом же такая красота! Зачем на уроках рисования сидеть в душном классе? Прекрасная возможность открывать красоту! Не в городах же живем. Помню, Андрей Иванович Соболев водил наш класс на Капитонову горку, оттуда открывается прекрасный вид на Десну и луга. Мы сидели и рисовали, кто что пожелает. Почему и сейчас не привести детей, не сказать им: — «Все это вы много раз уже видели, привыкли к этой красоте, не замечаете ее или скользите по ней равнодушными взглядами, а ведь это наша малая Родина. И вы являетесь ее частью, как и она, частью ваших душ. Посмотрите на эти дальние рощи, на излучину реки, на это небо (откройте им светлую осеннюю печаль дальней рощи, умиротворение текущей воды, очищающую лазурь неба). Посмотрите и запомните, — с этого начинается человек, ибо нет человека без любви к Родине. Подумайте, любите ли вы свою Родину? Что она значит для вас?». Не говорю уже о том, что верующий преподаватель от красоты творения может перейти к Творцу, сказать об Источнике этой видимой красоты. Сейте, сейте, сейте! Что-то упадет на камни, что — на песок, что-то в терния, но что — то примет и добрая земля. Больше живого чувства, тепла, любви, доверия, искренности. Все это потом на нас же и возвращается. Не официальные линейки и общественные собрания нужны душам; они больше вредят своей казенщиной, а человечность, огонек сердца преподавателя способен зажечь свечи детских душ. По-другому и не бывает. Но, ни в коем случае, нельзя допускать дерзости, навязываемого ныне панибратства. Это американская гниль. Хваленая ими раскованность — обыкновенное хамство. Нужно убивать в себе хама, выдавливать его по капле, а не расковывать.
Постыдно обращение на ты,
Не кличьте в оправдание лукавство:
Под маскою сермяжной простоты
Несет себя обыденное хамство.
В миру понятно — западная стать,
Гордыня — уваженья никакого!
С цепи спустили хама погулять,
Еще кичатся — до чего раскован!
Если бы знали, как много значит в будущей жизни полученное в семье и школе, как много значат детские и юношеские годы! Это ведь начало, направление течения. Потечет ручеек местами свалок — превратится в зловонную жижу или вообще самоуничтожится. Потечет среди красоты — будет радовать души. Открывайте красоту, она разлита повсюду. И сейте, сейте, сейте! Без этих бесед, без живого общения, бывшие школьники будут пополнять тюрьмы, зоны, психушки, панели, помойки, подзаборья. И пока не пойдем к Свету, будем и дальше вырождаться. Подумать только — каждый год несет 10 миллионов убиенных во чреве! Год прошел, и нет столицы, нет населения Москвы. Каждый год в России почти полмиллиона самоубийц! Год прошел, и нет Брянска. Великая Отечественная не знала таких потерь! Столько смертей! Видно кому — то очень нужны пустующие русские земли. Но ведь не захватчики же — сами убиваем себя! Тут криком кричать надо! Страшнее беды и не было на Земле Русской!
— В каком возрасте Вы сделали первый шаг к Истине, к Господу?
— В самом раннем. Заслуги моей тут нет. Мать рассказывала о жизни Спасителя. Всей душой я полюбил Христа. Чистая душа не знает сомнения. Спросите любую скромную девочку — верит ли она в любовь? Верит, и ждет. А у блудницы и спрашивать нечего — насмех подымет. Это и понятно: Чистое вливается в чистое. Чистая вода отражает Небо. Лужи не отражают. Не случайно же оберегают родники от помоек и свалок. Так бы берегли родники детских душ!
— 1983 год — Вы приняли монашеский постриг. 1985 — рукоположены в иеромонахи. Почему такой малый временной промежуток?
— Справедливое замечание. Осознавая, что пока не готов к несению иеромонашеского Креста, в Псково — Печорском монастыре 3 раза отказывался от принятия сана. Потом приехал к отцу Николаю, и он благословил. И сразу все закрутилось, почти по поговорке — одним махом стал иеромонахом.
— Как в монастыре отнеслись к Вам братья — монахи и наставники, увидев в Ваших руках гитару?
— Да вы что! Меня бы вынесли, такого музыкального. Какая гитара в монастыре? Какие там песни? Есть псалмы, Служба. Гитара — не монашеское утешение. Это когда я служил в Киеве, отец наместник купил испанскую гитару, чтобы вечерами братья собиралась и пела псальмы (не псалмы пророка Давида, а примитивные песенки на религиозную тему), я отказался, сказав, что это не матросский кубрик. И если бы не отец Николай (он благословил купить гитару), никогда бы к ней не прикоснулся. Но я уже больше 10-ти лет не беру ее в руки, а многие почему-то считают, что иеромонах Роман спит с ней.
— Вам нередко ставят в вину, что с Вашей «легкой руки», благодаря создавшемуся образу «монаха с гитарой», стали появляться всевозможные сомнительные исполнители духовных песнопений. Как Вы к этому относитесь?
— Очень не хочется, чтобы новое поветрие как-то связывали с моим именем. Всякое песнопение не имеет смысла без высокой поэзии, без чувства слова. Плохие стихи мешают воцерковлению людей. Эстрадный стиль исполнения для монаха недопустим. Сладкий голос, аккордеон, усилители, барабаны — все это подавляет духовную сторону, усиливая душевную.
Восприятие песенного творчества зависит от внутреннего состояния, от духовного опыта. Иногда со сцены в эстрадной манере исполняются даже древнерусские напевы. Увы, это профанация. Особенно печально слышать со сцены песнопения, которые имеют сугубо литургическое, богослужебное назначение. Кощунство слушать, развалясь в кресле, «Литургию» Чайковского, «Всенощное бдение» Рахманинова. Если поющие не находят в себе сил остановиться, то пусть остановятся хотя бы слушающие.
— Почему Вы решили основать свой скит на далекой Псковщине, а не в родных местах? Брянская природа не хуже: большие леса, Десна — красавица, озера лесные, пойменные луга, овраги и, конечно же, имеются болота?
— Да, природа Брянщины гораздо красивее Псковщины. И, если бы была моя воля, поискал бы себе уголок возле Десны или лесного озера. Хотя, Псковщина мне уже не чужая: здесь родился иеромонах Роман. А в Ветрово меня благословил все тот же отец Николай.
— Как Вам удалось построить изумительную Церковь в честь иконы Божией Матери Взыскание погибших? Не забыли Вы и о временном уюте для паломников. Кругом болота, никакой рядом цивилизации. Да и средства нужны большие. Понятно, что у Вас их быть не может. Конечно, многие добрые люди, благотворители, наверное, внесли свой посильный вклад. Возникает еще один вопрос, в данном случае неуместный: как Вы относитесь к тому, чтобы Святыни создавались на «нечистые деньги»?
— Нет, многие добрые люди и благотворители тут не причем. Господь послал мне одного верующего человека, который построил Храм, поставил келии, и еще продолжает строить. Все ведь делается вручную, а потом еще и на лодках нужно возить. Он помогает монастырям, строит Храмы. Человек церковный, грязных денег не имеет. А с другой стороны, — как у приходящего спрашивать паспорт и требовать доказательств, что деньги чистые? Можно просто растоптать человека: тот от чистого сердца, кровно заработанные хотел пожертвовать, а я требую от него накладные бумаги. Другое дело, если твердо знаю, что человек связан с криминалом, — воровством или наркобизнесом, тогда, конечно, отбой такой жертве.
— Расскажите, как у Вас проходит обычный день?
—Пишу стихи, иконы, письма в зоны,
Потом опять стихи, опять иконы.
Тружусь, читаю и молюсь немного
(Ревнители ужо осудят строго).
Зачем пишу? Чтоб эти осужденья
Восполнили мои худые бденья.
— Как стать монахом?
— Если возлюбите — станете. Здесь речь не о постриге, а о жизни. О постриге мог бы сказать, а о жизни… пока учусь им быть.
— Монах и поэт — это сочетание многих православных смущает. Послушание и творчество — как это совместить?
— Когда мы хотим обратиться к человеку с острым вопросом, должно прежде всего выяснить, что нам нужно? Люди вопрошающие бывают разными: одни ищут правды, другие стараются заранее уличить, ищут в других фальшь, а в себе ее не видят.
Люди относятся к моему творчеству по-разному, но это приносит большое утешение, какая лодка не испытывает натиск волн? Та, которая лежит вверх дном, на берегу. Но, если лодка и плывет, важно знать, правильный ли курс она держит.
— Поэзия может отразить Бога?
— Что или кто может отразить Бога совершенно? У нас все устроено по принципу лествицы. Есть разные ступени, разные меры. Есть то, что до времени не полезно.
Человек должен говорить только о том, что он понимает. Слово является лишь оболочкой, через которую передается дух. Слово может быть и мертвым, и живым. Иные говорят: «Возлюбленные! Чадца мои!» Но дорос ли ты до отцовства, стяжав любовь, если ты — без году неделя священник? Многие из нас только начали свое воцерковление, до многого еще не доросли.
Часто тот, кто занимается искусством, печется не о душе, а о собственном имени. Принимая даже малую похвалу, начинаешь исторгать из себя такое, что потом придется долго и тщательно отмываться.
Раньше, в миру, написание стихов было почти всегда отражением борьбы со страстями. Не очищая падшее естество, я нырял в него, выворачивал свое нездоровое нутро, придавая ему напевную рифмованную форму, щедро делился с окружающими и этим жил. Понятно, что без молитвы, без воцерковления, я только разрушал себя. Душа голодала, дух уныния меня не оставлял. Величайшая милость Божия, что я ушел в монастырь. Там-то я понял, что служение «музам» губительно. Не хочу повторяться — каждый знает жизненные пути известных поэтов.
Сейчас не так. Чтобы настроиться на высокую волну, нужно молиться. Потому что, когда молишься, то прикасаешься к Покою, полнишься Благодарением, и потом этим хочется поделиться. И когда «от избытка сердца глаголют уста», тогда звучат стихи-благодарения. Само рождение слова уже радость. Мы не можем все время молиться, не можем все время идти в гору. Нужен отдых — передышка. А стихи — это отдых, это, можно сказать, плавный переход от молитвы к молитве. Величайшая милость Божия — касаться Божьего. Человек творческий — как водопроводчик, ему необходимо знать, какую воду он проводит, ибо не всякая вода целебна. Жизненно необходимо, чтобы он подключался к родниковой воде, а не к ядовитым стокам цивилизации. Но до родника — идти да идти, а лужи всегда под ногой, да и головушку так затуманили, что уже не отличаем лужи от родников. Так и теряется назначение поэта — проводить Божие.
— В какое время года Вас более всего располагает к творчеству?
— Осень. Может быть потому, что весной, летом приезжают люди, — строители, паломники. В это время я стараюсь писать иконы. А поздней осенью обычно никого нет, темнеет быстро, для иконописания нужен дневной свет, вот и переключаюсь на ручку и бумагу. Правда, не знаю, сколько это продлится. Может уже и достаточно написано.
— В чем на Ваш взгляд заключается русская национальная идея?
— В воцерковлении. Потому что без возрождения души Родина не возродится. Не коттеджи и иномарки принесли славу России, а русская православная душа, собравшая раздробленные земли, создавшая величайшее духовное богатство. А без души любое тело мертво. Как его ни румянь, как ни забрасывай цветами — покойник есть покойник.
— Чем была вызвана Ваша поездка в Сербию? Каковы впечатления?
— Пресмыкательством наших политиков перед США. Хотелось быть с сербами в трудную минуту. Не стоять на мостах с мишенью, а молиться во время бомбежек в монастыре. Впечатления свои описал в небольшой книжечке «Там моя Сербия».
— Как Вы относитесь к процессу глобализации?
— Как бывший пастух, могу поделиться увиденным. Пока овцы пасутся кучками, они дышат свежим воздухом, кушают что хотят, наслаждаются свободой. Когда же их сгоняют в одно стадо, то даже им понятно, что ни свободы, ни свежего воздуха, ни пищи вдоволь скоро не будет, потому что их погонят в стойло. Разве когда загоняли в царские хоромы? Туда идут добровольно. Кто хочет жить в стойле, пусть ждет глобализацию.
— В ваших последних сборниках немало стихов, о которых не скажешь, что они «о вечном», они — на злобу дня, и порой похожи на воззвания «Отечество в опасности!»
— В сборнике всегда есть опасность перекормить сплошной духовностью, вызвать зевоту. Чем вызваны такие стихи? Тем, что я живой человек, и мне не все равно, что творится на моей Родине. Поэтому и ушел за штат, чтобы всегда можно было поднять голос в защиту своего Отечества, высказать личное мнение, не подвергая нападкам Церковь.
— Какие книги современных русских писателей Вы предложили бы читать молодым людям?
— Произведения верных сынов России — Ф.Абрамова, В.Белова, В.Распутина, В.Ганичева, В.Крупина, А.Сегеня, М.Шелехова, и так далее. Читать нужно не для развлечения — убивания времени, а для развития. И уж никакая западная и отечественная фантастика и детективщина — дефективщина даром не нужны! Развивайте головушку, читайте прекрасного русского мыслителя И. А. Ильина. Считаю, что его книги должны быть настольными в доме настоящего педагога. Прислушайтесь: — «Человек творит в жизни только то, что он сам есть в религиозном измерении: пустая душа не создаст духовного богатства; мелкая душа не сотворит величия: пошлый человек не узрит Бога и не восприимет Его лучей, и не передаст их другим» («Аксиомы религиозного опыта»). Вот верное направление правильного воспитания — подведение души к религиозному измерению путем уничтожения пошлости в себе и обществе. Эти слова нужно повесить на улицах в общественных местах, в коридорах каждой школы, чтобы взрослый человек не гордился неверием, а понял ее, как пошлость и слепоту души, чтобы ребенка уже с малых лет страшили пустота и мелочность души, как неодолимые преграды на пути к духовному богатству и величию.
— Почему бытует мнение, что Господь наказывает того, кого любит?
— Потому что старославянское слово наказание имеет корень наказ, и означает — научение. Или хотите быть неучами? Вот Господь и учит того, кого любит. А то, что научение кому — то является наказанием, не вина Учителя. Это одна сторона медали. А другая, — даже куст требует ухода. Заботливый виноградарь только и ходит с секатором, отсекая сухие или гнилые ветки. Разве кто — то отсекает здоровые? Будем здравы, и Господь проявит к нам Любовь другим способом.
— Святые Отцы указывали: «Над умным есть разумные, над разумными премудрые, а над премудрыми — святая простота». Этими качествами обладал старец Николай Гурьянов. Дал ли Вам Господь иметь встречу с этим человеком? Если да, то расскажите.
— Да, с 1980 г. я знал этого святого человека, старца величайшей простоты, кротости и любви. Он благословил меня на иеромонашество, на писание стихов, на гитару, на иконописание, на операции, на жительство в скиту. Общаясь с ним, я понял, куда нужно расти. А рассказать в двух словах невозможно, так как я знал его много лет, была не одна встреча и беседа.
— Вы паломничали по многим святым местам. Какое из них оказалось для Вас наиболее богоугодным, полезным для укрепления сил духовных, Веры?
— О богоугодности — не мне судить. А самым ярким и потрясающим — паломничество в Землю Святую, — в Иерусалим, Вифлеем, Назарет, Иордан. Нет мест на земле святее тех, которые исходил Сам Господь Иисус Христос и Пресвятая Богородица.
Мы в Телеграм