Зима шуршит снежком по золотым аллейкам,
Надёжно хороня земную черноту,
И по тому снежку идёт Шолом-Алейхем
С усмешечкой, в очках, с оскоминкой во рту.
В провидческой тоске, сорочьих сборищ мимо,
В последний раз идёт по родине своей, —
А мне на той земле до мук необъяснимо,
Откуда я пришёл, зачем живу на ней.
Смущаясь и таясь, как будто я обманщик,
У холода и тьмы о солнышке молю,
И всё мне снится сон, что я еврейский мальчик,
И в этом русском сне я прожил жизнь мою.
Мосты мои висят, безпомощны и шатки —
Уйти бы от греха, забыться бы на миг!..
Отрушиваю снег с невыносимой шапки
И попадаю в круг друзей глухонемых.
В душе моей поют сиротские соборы,
И белый снег метёт меж сосен и берёз,
Но те кого люблю, на приговоры скоры
И грозный суд вершат не в шутку, а всерьёз.
О, нам хотя б на грош смиренья и печали,
Безгневной тишины, безревностной любви!
Мы смыслом изошли, мы духом обнищали,
И жизнь у нас на лжи, а храмы — на крови
Мы рушим на векаф — и лишь на годы строим,
Мы давимся в гробах, а Божий мир широк.
Игра не стоит свеч, и грустно быть героем,
Ни Богу, ни себе не в радость и не впрок.
А я один из тех, кто ведает и мямлит
И напрягает слух пред мировым концом.
Пока я вижу сны, ещё я добрый Гамлет,
Но шпагу обнажу — и стану мертвецом.
Я на ветру продрог, я в оттепели вымок,
Заплутавшись в лесу, почуявши дымок,
В кругу моих друзей, меж близких и любимых,
О как я одинок! О как я одинок!
За прожитую жизнь у всех прошу прощенья
И улыбаюсь всем, и плачу обо всех —
Но как боится стих небратского прочтенья,
Как страшен для него ошибочный успех…
Уйдёт вода из рек, и птиц не станет певчих,
И окаянной тьмой затмится белый свет.
Но попусту звенит дурацкий мой бубенчик
О нищете мирской, о суете сует.
Уйдёт вода из рек, и льды вернутся снова,
И станет плотью тень, и оборвётся нить.
О как нас Бог зовёт! А мы не слышим зова.
И в мире ничего нельзя переменить.
Когда за мной придут, мы снова будем квиты.
Ведь на земле никто ни в чём не виноват.
А всё ж мы все́ на ней одной виной повиты,
И все́м нам суждена одна дорога в ад.