Затяни-ка петлю́ потуже,
Это блажь, что сменился век.
На болоте поэт не нужен —
И кидаюсь в чумной побег.
Мне б на волю! Из этой сты́ни,
Где я пошлостью задохнусь!
Вам же лучше, чем быть другими,
Там, на мо́ре, кормить медуз.
Быть на барже белым скелетом
Средь нательных крестов и ряс
Много лучше, чем здесь — поэтом,
Да которого Бог не спас.
В Джезказга́не палящем, или
Там где ртуть не умеет течь,
Столько кро́ви живой проли́ли,
Что она превратилась в речь.
И не важно — стучит в затылок,
Или холодом льнёт к виску —
Душу рвёт и ряды бутылок[1]
Мне не в силах унять тоску.
Я до хрипа кричу, до ши́па,
Чтоб до вас наконец дошло́,
Отчего же поэты лихо
Режут вены простым стеклом.
Не во гро́бе лежать отпетым —
Видно вышел иной мне суд…
Где-то кости мои от ве́тра
Колыбельную песнь поют.