Жестокий шум движенья городского
Меня пытает, ранит и томит.
Я ухожу из времени людского
В иные дни, как в сокровенный скит.
Я снова там, на берегу реки,
Где каждое мне дерево знакомо;
В тяжёлой ржи синеют васильки,
Мне радостно, и сердце снова — дома.
Вот старый лес, и белая дорога,
И по холму ползущее село.
— Растаяла пугливая тревога;
Мне хорошо, и на душе светло.
Сестра моя, смиренная берёза,
Поведай мне, что было без меня:
Кто лил по мне заботливые слёзы,
Мой детский образ в памяти храня?
А ты, мой брат, нетерпеливый ветер,
Поведай мне: пока я не был здесь,
Кто в сердце мне лукавой мыслью метил
И ложную коварно сеял весть.
За каждый знак правдивости и ласки
Моя душа несёт свою любовь,
И в сложности своей житейской сказки
Былые дни благословляет вновь.
Но чёрствых слов — неверных и лукавых —
Я в гордой жизни не хочу хранить:
Не может сердце помнить зло неправых
И в серой злобе не умеет жить.
Русь васильковая цветёт, как прежде,
Бегут пути по зелени полей;
Я прохожу в таинственной надежде
И в памяти о родине своей.