В тот вечер — Его искренне встречали:
Блестели слёзы искрами надежд,
От прошлого отрёкшись, выстилали
Дорогу кучей праздничных одежд.
И зной, и крики радости: «Осанна!»,
И сладкий запах пальмовых ветвей
Смешались изумительным дурманом,
И старцы походили на детей.
Забылось, что пройдут ещё до Пасхи
Обычные и памятные дни,
Все радовались, жили без опаски,
И только фарисей стоял в тени.
Он видел сокровенное оттуда —
Зачем такие крики до небес:
Они пытались вновь поверить в чудо —
В субботу Лазарь у́мерший воскрес.
Для Духа не придумано сословий,
Он в каждом как брожение вина.
Но кто-то Ему снова приготовил
Души своей истлевшие меха.
И что Он смог? Сломить кого-то в споре,
Помочь былые раны залечить.
А слышали, что Он прошёл по морю
И смог пять тысяч сирых накормить?
А если будут горести, как прежде,
На крест Его осудит гул людей.
За гибель неисполненной надежды
Мы мстим как можно глубже и больней.
И радость встречи, слёзы обратятся
В пощёчины, насмешки и нытьё,
И за столом соседу станут клясться:
— Я и тогда кричал: «Распни Его!»
И дни пошли б обычною дорогой —
В заботах, в неуютности мирской,
Лишь изредка неясная тревога
Смущала б завоёванный покой.
Но высказались судороги тверди
И чёрные голгофские кресты —
Ему недоставало страшной смерти,
А им — неискупаемой вины.