Виктор Цой. Процесс (Анна Жавнерович)

Этот текст ещё не прошёл вычитку.

Интерпретация — это месть интеллекта искусству. Сьюзан Зонтаг

Представляю вам авторское вступление, не вошедшее в книгу «Виктор Цой. Звёзды останутся здесь».

В то время, когда появилась смутно-талантливая группа КИНО, музыка в СССР была, а музыкального процесса — не было. Вопреки распространённому мнению у советских артистов имелся доступ к основным пластам актуальной музыкальной информации. Всё происходящее в пределах пресловутого «железного занавеса» — от тщедушных ленноновских имитаций до конкретных методов подачи материала и артиста, заимствовалось у западных образцов и представляло собой непосредственный продукт утилизации поп-культуры.

Так музыка британского пролетариата превратилась в музыку советского пролетариата. И несмотря на попытку многих артистов уйти от опостылевшей реальности с помощью отвлечённой лирической составляющей, на выходе материала чаще всего получались всё те же сцены из жизни богемизированной коммуналки. В США практика рок-музыки уже превратилась в обязательный школьный предмет, а работы большинства советских команд того времени ещё являлись бледными сборниками любимых влияний. Чуть лучше обстояли дела у представителей абстрактной музыки (проектам вроде СТУК БАМБУКА В ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ или НОЧНОЙ ПРОСПЕКТ удавалось провоцировать экстремальную эстетическую ситуацию).

Заслуга группы КИНО же главным образом состоит в удачной попытке скопировать с западников столь редкое по сей день умение заниматься музыкой с как бы безразличной миной и обходить излишне вычурные конструкции. Команда вовремя сменила традиционную постпанковую дохлость на маршевые ритмы, а осмысленный программинг и умеренность подачи превратили ребяческую и претенциозную оргию из ленинградского спального района в жизнеспособного конкурента эстетской и недоброй московской сцены.

Всё, что случилось дальше — лишь дело инерции и удачного захода в дивные сады перестроечной конъюнктуры.

Все вчерашние вечеринки

Спустя 20 лет после известных событий все публичные рассуждения о Цое приобрели какие-то почти государственные красоту и масштаб. Одухотворённая рожа постсоветского солипсизма присуща, увы, даже вменяемым мыслителям. В августе голубые экраны зажгутся пламенными речами локальных горе-парфёновых, и всем будет как-то неловко. Избранные выдержки из самых разных интервью героя точно не заставят никого краснеть.

«Часть русской культуры»

Виктор Цой: Хочу, чтобы люди на Западе поняли, что это не что-то такое проходящее. Это часть русской культуры, которую уже никуда не выбросишь. Именно главное различие заключается в том, что всё, что нами движет — это просто внутренняя тяга к творчеству, чего, может быть, нет даже у многих звезд на Западе, которые просто выполняют контракты. …Мне очень интересно понять подход музыкантов на Западе. Я слышал, что для многих из них — это только работа, они просто играют ради денег, и дай им больше денег — они перейдут выступать в другую группу. У нас я не представляю этого. Никто из нас не пошел бы в другую группу, если бы там были лучшие условия.

Ленинград, 1985

Меня, в принципе, музыка, особенно эстрадная, не очень интересует. Меня интересует музыка как социальное явление. И единственной такой музыкой сейчас является рок-музыка. Поэтому это единственная музыка, которая на самом деле массовая, которая на самом деле народная. …Я думаю, что мода — явление, которое захватывает, так сказать, верхний слой, и увлекает за собой много народу, которым, как я уже говорил на примере АКВАРИУМА, всё это на самом деле, может, и не надо. Под общим таким воздействием… Рок-музыка может исчерпать себя только как социальное явление, как явление, которое уже просто не будет выражать каких-то идей, а будет вот таким как джаз, просто музыка, а не что-то больше. И тогда, я думаю, надо будет заниматься чем-нибудь другим.

Ленинград, декабрь 1986

С Запада пришла лишь форма: электрогитары, ударные, усилительная аппаратура. Но заимствование формы вовсе не означает, что это музыка является целиком заимствованным явлением. Я считаю, что это сейчас по-настоящему живая музыкальная форма, и еще — это музыка, которая остается социальным явлением, это массовое народное искусство. …В принципе, рок-музыка в социальном плане — вещь довольно сильная, среди музыкантов есть люди, которым верят, и они многое могут сделать. Если бы нам чаще давали возможность выступать в газетах, на телевидении, излагать свою точку зрения на разные вопросы, то, может быть, моя музыка и тексты были бы иными. А поскольку, скажем, у меня нет такой возможности, я всё стараюсь выразить в песнях.

Москва, 1987

— Рок. — Это вообще не музыка. Это социальное явление, прежде всего. Это образ жизни. Музыка — это так, способ выражения. Это могла бы быть и не музыка, а что угодно другое.

Вильнюс, 23 мая 1987

Всегда получается так, что у власти стоят «отцы», то есть люди другого поколения, которым непонятно и не близко то, что волнует, тревожит, будоражит «детей». И они считают это не недоступным для себя, а неестественным, быть может, не нормальным. В отличие от «детей», которые считают это своим, считают своей культурой и так далее. Такой конфликт существует всегда и везде. И даже на Западе всем группам, направлениям и течениям приходилось через это проходить. А потом всё новое всегда натыкается на сопротивление старого. Но с нашим роком, конечно, сыграла свою роль и ситуация в стране, которую называют периодом застоя. Это слово, хоть его уже затаскали, по сути своей очень точное — застой. И оно говорит само за себя. Согласитесь, что очень странно, когда пишешь песни, в которых нет ничего крамольного, а воспринимаются они и как крамола, и как мерзость. Притом, что сам ты точно знаешь, что можешь собрать многотысячный зал — и люди придут, и будут слушать, и откликаться, и переживать вместе с тобой. Но ведь, правда, странно — всерьез предполагать, что в зал этот собираются тысячи подонков и мерзавцев? А если почитать некоторые газеты трехлетней давности, то так оно и складывалось в чьих-то недалеких умах и еще преподносилось как истина в последней инстанции. Странно, когда ты знаешь, что можешь работать, что ты живой, а тебя не замечают и делают вид, что тебя в природе нет. А ты на самом деле просто другой, не такой, как все привыкли — не такой блестящий, переливающийся и радующий глаз. И за это тебя исключают из поля зрения. Вот это, я думаю, в другой стране было бы невозможно. Это, я думаю, характерно только для нас… На официальном уровне. В то самое время, когда массы, огромные массы и видели, и знали, и любили. И ведь множество людей в результате от этого сильно пострадало. Мы ведь молодые, и мы еще как-то успели. А были и постарше, которые не успели — и сломались, и ушли, даже из жизни ушли. Тот же Высоцкий — яркий пример.

Таллин, лето 1987

Новое всегда находится в конфликте со старым. Это естественно. Ироничный, иногда агрессивный, искренний и свободный самодеятельный рок никогда не был фальшивым. Противопоставление его духовной глухоте, бездарности, скуке, благополучному мироощущению обывателей и послужило, вероятно, причиной неприязни многих к року. Самодеятельные группы не имели возможности приобрести дорогостоящую технику, инструменты, записываться в специальных студиях, но пели то, что думали, честно и бескомпромиссно. Конечно, можно ругать ребят за серьги в ушах, заклепки, цепи, причудливые прически. Но если разобраться, эти внешние проявления вызваны протестом против традиционного мышления, образа жизни, культуры. Насколько я знаю свою аудиторию, там плохих людей не больше, чем в любой другой. А молодые музыканты вовсе не разрушители или хулиганы от искусства, а скорее его хранители. Ведь в сложное время, во многом лживое и циничное, именно они сумели сберечь в своем искусстве радость живой жизни, индивидуальность, неприятие конформизма, протест против псевдоценностей.

Алма-Ата, осень-зима 1987

— Социально-политическая тематика песен? — Вот это меня всегда просто раздражало. Может быть, это и надо, но мне очень не нравится. Не нравится, что группы как-то размениваются. Очень похоже на… Существуют же роман и статья в газете… И вот, мне кажется, что в последнее время очень много групп, особенно в Ленинграде, почему-то занимаются публицистикой, а не написанием песен.

Ленинград, 1988—1990

Я думаю, что русский рок — это выражение оригинального течения мысли, рожденного в политических условиях, в которых мы живем. Если мы адаптировались к западному звучанию, то это потому, что наш мир похож на ваш (интервью французскому журналу — прим. сост.). Те же мертвые пригороды, промышленные зоны, тот же мир бетона и асфальта. Вот, что определяет грядущие музыкальные вкусы. Вначале группы копировали англичан и скандинавов, и многие отказывались петь по-русски. Это закончилось. Никто теперь не отрицает национальный характер нашего рока. Даже если поклонник до сих пор напоминает западного. Сегодня есть такие группы, которые используют аккордеон в своем исполнении. …Есть республики и регионы, где он (рок — прим. сост.) не существует, особенно на юге. На Украине, например, его не приемлют, кроме как в Киеве и Харькове. По всей Сибири он, напротив, очень распространен. На Урале он закрепился за последний десяток лет. Столицы рока — это Рига (Латвия), Свердловск (Урал) и Ленинград. У нас больше шестидесяти групп состоят в нашем Рок-клубе… Там каждый может шуметь как хочет и петь всё, что хочет. Можно располагать нашими залами и объявлять наши концерты… Все песни представляются предварительной цензуре. Нельзя, чтобы содержание текстов было открыто политическим. Ловкие люди протаскивают всё, что они хотят сказать, но власти не обманешь. Они как публика: понимают с полуслова. Они подавляют всё, что оценивают как запрещенное. В этом пункте они очень суровы. Ругань и грубость запрещены.

Ленинград, 1988

В нашей рок-музыке много подражательного. Слишком много. А я считаю, что коль скоро музыка эта сочиняется в России, то хоть какие-то элементы русского фольклора присутствовать в ней должны.

Тверь, лето 1988

В каком-то смысле легко быть непризнанным гением… Сейчас в популярных группах заинтересованы все, потому что это приносит доход всем, и группам тоже. На мой взгляд, банально говоря, труднее оставаться самим собой, то есть труднее оставаться человеком, независимым от материальной сферы.

Новосибирск, декабрь 1988

— Почему именно Ленинград стал центром рока? — Здесь остается только гадать, я не знаю, почему. Очень много разных факторов сыграло роль. Так получилось. Я не знаю, почему не Москва. Собственно, неизвестно, потому что некоторые предпочитают ленинградскую музыку, а некоторые московскую. Другое дело, что больше люди посещают ленинградскую. В Москве тоже есть группы… — НАУТИЛУС, ЧАЙ-Ф? — Я думаю, что они являются, может быть, некоторым порождением ленинградского рока… Я бы не назвал их последователями, потому что у них есть собственная какая-то манера. И свердловские группы, они отличаются от ленинградских и московских.

Волгоград, апрель 1989

У нас просто очень много плохих рок-групп в стране. Очень много. Потому что, в принципе, форма очень простая. Овладеть формой очень легко. Человек, который год или два играет на гитаре, может собрать четверых-пятерых таких же ребят, и, в принципе, у них получится что-то, формально похожее на рок-музыку. И они начинают где-то играть, выступать. И таких групп масса. Сейчас, конечно, сложная ситуация. Групп, которые могут собрать большой зал, действительно осталось очень мало. Но я не вижу никаких признаков того, что это как-то отмирает. Просто в какое-то время рок был, так сказать, модной темой и запретной. И любая группа, если написано «рок-группа», вы помните, приезжала, а если еще какая-нибудь английская, то обязательно были бы аншлаги. Сейчас уже нет. Сейчас к нам приезжают хорошие даже группы — английские, американские. Они не собирают зал у нас, потому что рок — это стало нормально. Это, ну, музыка. И здесь уже выбор идет не из-за моды, а если нравится. Люди идут на тех, кто им нравится.

Минск, май 1989

Музыкальная форма рока очень проста. Если научиться играть на гитаре, то этого уже достаточно для изображения чего-то, похожего на рок. Подобное не слишком сложно. Поэтому, наверное, и появляется в последнее время так много разных рок-групп, но большинство из них, к сожалению, малоинтересны. Не случайно интерес к рок-музыке стал немного угасать. Раньше доступ к року оказывался закрытым, и, конечно, в условиях подполья любая рок-группа, даже самая слабая, притягивала, собирала немало слушателей. Сегодня запреты сняты, и всё становится на свои места. Сейчас в рок-музыке людей интересуют, прежде всего, личности. Их-то и знают, и любят. И только потом — сами музыкальные вещи. Просто так пойти на какую-нибудь ЛАМПУ или КЕРОГАЗ никто уже не хочет. Каждый подумает: «Зачем тратить вечер на неизвестно что». Поэтому явление это естественное, то же самое происходит и в других странах. Что касается того, какое из музыкальных направлений вскоре выйдет в лидеры, я предсказывать не берусь. Прогнозировать тут весьма сложно… Обычно у каждой группы есть свои недостатки. Бывают группы, у которых слабые тексты, они не очень хорошо играют, но при этом отчего-то всё равно нравятся. А бывает группа, что у нее и аппаратура отличная, и ребята с хорошими, чистыми голосами, а слушать их скучно. Нет души, что ли, в их музыке.ъ

Краснодар, май 1989

Рок-музыка раньше брала на себя большую социальную роль, то есть больше освещала социальные язвы. Сейчас те, в чьи обязанности это должно входить, наконец-таки к ним приступили, я имею в виду газеты, телевидение и так далее, и поэтому сейчас уже нет смелых песен. Сейчас человек может резать правду-матку, мы откроем любую газету, и видим там правду-матку… Сейчас становится ясным, наконец, кто ехал только на этом и был популярен только на этом, а в ком было что-то еще.

Москва, октябрь 1989

«Роковая» волна, обрушившаяся сейчас на советских любителей рока, несет слишком много пены. Самое плохое, что у большинства появляющихся новых групп за яркими обертками и названиями — пустота. Уверен, что это не будет продолжаться бесконечно долго. Растущий с каждым годом уровень зрительской аудитории будет предъявлять всё большие требования…

Ташкент, март 1990

Мы все изменились, и не всегда в лучшую сторону. Теперь мы получаем за концерты хорошие деньги, имеем возможность записываться на Западе, у нас хорошие инструменты и самые большие залы… Жизнь идет вперед. Мы многое обретаем. Но в этом движении всё время приходится что-то оставлять, чем-то жертвовать… Правда, мы пожертвовали слишком многим.

Ташкент, март 1990

Мне-то другое непонятно: почему в 1990 году наши группы пытаются быть похожими на панков 75-го года, а то еще хуже — начинают играть хард. Почему они выбирают себе аналоги и прообразы? Вот это мне действительно непонятно.

Ленинград, 1988—1990

…Понимаете, чуждое не приживается. То, что здесь эта музыка многим нужна, уже не требует доказательств. Хотя кого-то она может и раздражать. Как раздражал в свое время джаз. Я его просто не слушаю, понимаю, что это не мое. Я бы очень хотел, чтобы те, кого раздражает рок-музыка, просто ее не слушали. Но запрещать?!

Москва, 1990

«Быть клоуном»

Мы отказываемся от предложений поехать в разные страны. Многие группы сейчас рвутся за границу, и музыкантов не смущает плохой прием, маленькие залы. Зачем? Уж лучше туристом поехать.

Ленинград, май 1988

— Зарубежные гастроли? — Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это никому там не интересно. И что не может быть интересна группа, поющая на иностранном языке и неизвестная. А ехать, чтобы наконец-то купить себе магнитофон и привезти его сюда, и посмотреть какие там замечательные машины, какие там замечательные гостиницы — только время терять.

Москва, осень 1988

Там всех так хорошо поддерживают, если, конечно, ты не совсем лажу играешь. А жить на Западе? Во-первых, там меня никто бы не понял: о чем им там петь? О каких героях? Во-вторых, я не звезда, там много таких, как я. Престиж? Для кого? Говорят, что, кажется в 1966 году в Монреале на выставке Хиль пел в одном концерте с THE BEATLES. Это не анекдот. Но такое бывает. Это везенье.

Алма-Ата, февраль 1989

— Популярность нашего рока на Западе? — Да я и так знал, что он там никому не нужен. Его просто не знают. Смотрят с каким-то удивлением, потому что из СССР: «Ах, у вас еще и группы есть?! Вы еще и на гитарах играете?!» — В прессе писали, что КИНО там не приняли? — Собственно, принимать было некому. Мы же ездили пластинку записывать. А выступали только перед журналистами — до народа так и не добрались.

Мурманск, апрель 1989

…Я все-таки продолжаю отказываться от большинства предложений выступать где-нибудь за границей… Я не хочу быть клоуном. Я не хочу быть таким вот: «Вон русские пришли, пошли посмотрим»… Поэтому никто из группы КИНО голой задницы за границей не показывал. Мы стараемся минимально использовать, вообще не использовать каких-то внешних эффектов, а просто играть и петь. Поэтому на фоне голой задницы мы прошли более незамеченными в концерте. Но сейчас, по-моему, там потихоньку начинают слушать эту пластинку.

Мурманск, апрель 1989

После этой передачи («До 16 и старше» — прим. сост.) я как раз подумал, что меня можно неправильно понять. Так и произошло, потому что многие мне потом говорили: ты такой герой, отказываешься, все, кто ездит, плохие, а сам… Но дело в том, что я имел в виду то, что сейчас на Западе очень сильна мода на Россию: на советскую символику и на всё советское. Но отношение ко всему этому очень несерьезное, как к матрешкам: мол, смотрите, русские и на гитарах играют, почти так же, как мы. И масса групп, используя возможность, бросилась просто очертя голову за границу, сознательно идя на то, что их там будут принимать на самых плохих условиях как финансовых, так и концертных. Мне меньше всего хотелось выглядеть такой «матрешкой». Примерно это я и имел в виду. По-моему лучше не ездить вообще, чем ездить так, когда группа едет в любую страну бесплатно, за суточные играет… Дело тут уже не столько в деньгах, сколько в престиже страны. Цель-то их, как становится ясно, это не играть музыку и не для того, чтобы достичь какого-то взаимопонимания, а все-таки оказаться за границей. Туристическая цель. Поэтому если уж так хочется за рубеж, то лучше ехать туристом. Что касается нас, мы все-таки совершили попытку сделать иначе. Во-первых, мы сначала выпустили во Франции пластинку. Во-вторых, это было не просто мероприятие типа «Концерт из России», а очень известный в Европе фестиваль рок-музыки. Поэтому я решил поехать и посмотреть, насколько можно установить коммуникацию. Не могу сказать, что это было очень удачно, потому что от нас скорее ждали какой-то русской экзотики, а увидели собственно рок-музыку. Больше внимания было группе АУКЦЫОН, потому что она как раз и дала русскую экзотику, которая требовалась, начиная от серпов и молотов и кончая цирком. Я не хочу устраивать цирк, я хочу, чтобы люди слышали музыку и забыли, откуда я, из СССР или из Канады… До этого мы еще ездили в Данию. И только потому, что там проводились концерты в фонд Армении. Им нужна была для этих концертов какая-то русская группа, они выбрали группу КИНО. Тут отказаться было уже трудно, хотя, скорее всего, я бы отказался при других условиях.

Волгоград, апрель 1989

Довольно много приглашений. Единственное, что мы их очень старательно просеиваем, потому что сейчас на Западе всё русское очень модно. И мы не очень хотим выступать там как русские. Хотим выступать там как музыканты, неважно откуда. Поэтому ездим довольно редко. Но хотя всё равно ездим… Благодаря этой вот моде на все советское принимают странно. Озадаченно, скажем. Они смотрят и видят, что мы вроде такие же, как они. И вроде не в этих косоворотках, не с балалайками, а вроде такие же, с гитарами, что-то играем… Кому-то нравится музыка, кому-то не нравится. Когда группу никто не знает вообще, и когда она только приезжает, и когда есть еще и языковой барьер, то, конечно, говорить после одного концерта, «нравится — не нравится» нечего. Поэтому вопрос в том, насколько там будут нравиться пластинки вообще, но это пока не ясно.

Минск, май 1989

Внешне — красиво. А по работе — классно, профессионально, интеллигентно. Мы были в Штатах, во Франции… Записывались, общались. Это отличная школа.

Ташкент, март 1990

Что Америка? Там полно таких. Мы еще не всё сказали здесь.

Запорожье, март 1990

Знаете, при всем моем интересе к зарубежной аудитории я прекрасно понимаю, что мне лучше выступать здесь, в нашей стране. Почему? Наверное, потому, что, как я уже говорил, очень ценю взаимопонимание между мной и слушателями. Хотя не вижу ничего плохого в том, что артисты одной страны живут и выступают в другой. Мы часто встречали, к примеру, шведов, выступавших и живущих в Западной Европе, США. Искусство действительно не знает границ и принадлежит общемировым, общечеловеческим ценностям…

Севастополь, май 1990

«Член Союза писателей»

Наверное, текст и музыка едины, ведь мысль в них одна. А вообще, стихов я не пишу, только песни.

Ленинград, апрель 1986

Я не пишу стихи. Я всегда писал только песни.

Таллин, октябрь 1986

Я не считаю себя ни поэтом, ни композитором. Как это называется? Автор-исполнитель? Я член группы КИНО.

Ленинград, декабрь 1986

— Публиковать свои собственные стихи? — Нет, я считаю, что они должны звучать вместе с музыкой, вернее даже, с группой.

Таллинн, лето 1987

— Что важнее — текст или музыка? — Равнозначно.

Одесса, сентябрь 1988

Понимаете, поэты — это поэты… А я не поэт, я песни пишу. Сравнивать смысла нет. Я считаю, что мои тексты не могут существовать без потери в отрыве от музыки. Они рассчитаны на музыку, написаны вместе с музыкой.

Мурманск, апрель 1989

Я не знаю на самом деле, насколько точен этот термин (рок-поэзия — прим. сост.). Но отличие такое, что я не могу рассматривать, например, тексты песен в отрыве от музыки. Поэтому я не очень люблю и не соглашаюсь, когда иногда их печатают просто как стихи. Я считаю, что они очень много теряют.

Минск, май 1989

— Считаете ли вы себя поэтом? — Это не мне решать. Человек может себя считать кем угодно, но в глазах окружающих он им отнюдь не становится. Конечно, мне хочется, чтобы люди относились к моим текстам серьезно, но буду самонадеянным, если скажу, что так оно и есть на самом деле. Поэтому я не знаю, поэт ли я…

Красноярск, декабрь 1989

Я не собираюсь стать членом Союза писателей. К хит-парадам отношение у меня тоже сложное. Я не считаю это каким бы то ни было показателем, вещью, реально отражающей ситуацию. Мне кажется, что в газету пишет все-таки определенный очень контингент людей. Короче, общественное мнение целиком хит-парады не отражают. Но, тем не менее, всё это довольно приятно. Но я к этому отношусь несерьезно.

Киев, март 1990

http://fuzz-magazine.ru/articles/zhavnerovich/4199-2010-06-16-10-48-54