Без школы, или как избежать неизбежного (Алёна Маслакова)

Глава 1

Когда ножом разрежешь апельсин,
Наверно, будет он тогда убит.
Лежит в тарелке солнца рыжий сын —
В нём кровь горит.

Денис Маслаков, 6 лет.

Стоило мне стать мамой, как старшие коллеги начали меня пугать. «Это сейчас легко, пока он маленький, а вот как ходить начнёт… Это всё цветочки! А вот после трёх — тут-то сумасшедший дом и начнётся. Это что! Вот как в школу пойдёт… Погоди, переходный возраст впереди…»

И я долго верила, что все трудности впереди. Я вообще существо доверчивое. К тому же, все мои знакомые родители испытывали трудности разного рода, часто жаловались и раздражались на детей. А я всё время жила с моим малышом в счастливой гармонии. Это настораживало. Я даже всматривалась в нашу жизнь — ну, где вы, трудности, покажитесь, я готова к вам! Но их не было. Конечно, если не считать ежеминутно ощущаемого чувства ответственности — просто гигантской ответственности. Но это ведь не трудность. И не повод раздражаться. Это — норма жизни. По отношению к мужу, близким, друзьям, к дому, работе, а порой и к совершенно чужим людям я отношусь со всей полнотой ответственности. Вы будете смеяться — но даже за страну, общество и современное состояние культуры я часто ощущаю себя ответственной. Не самое приятное чувство, но оно неотъемлемо от самой жизни.

Мы с сыном жили до неприличия счастливо. Уверенная, что ребёнку для развития и души, и мышления нужны новые впечатления, я возила его по Союзу и за границу, водила на работу и на учёбу, в походы и на субботники. Он ездил со мной на картошку и ходил на свадьбы подруг, принимал роды у собаки и сидел на философском конгрессе. Непременно раз в неделю мы с сыном ходили в театр или на концерт, не реже раза в неделю — в музей. С трепетом я представляла ему (как главному в моей жизни человеку) моих любимых писателей, художников, режиссёров и актёров, мои любимые города и страны, моря и небеса, леса и горы. Это было восхитительно.

Наша жизнь была насыщенной и гармоничной. Сын отлично умел разделять дело и развлечение, сопоставлять свободу с необходимостью. Он всё любил, всему радовался и удивлялся. Это ведь очень важно — уметь радоваться и удивляться, правда? А я чувствовала себя так, словно сама лично сотворила для него этот мир. К пяти годам он знал, как свои пять пальцев, Третьяковку и Эрмитаж, музей на Волхонке и Русский музей, палеонтологический музей и планетарий, кунсткамеру и политехнический, все основные театры. Он слушал орган в католических храмах, любил готику и барокко, видел средневековые замки Европы и дворянские усадьбы России.

Знакомые осуждали меня за то, что ребёнок не ходит в сад, а значит, не научится общаться с детьми, не подготовится к школе. Но психология утверждала абсолютно обратное. Да и сам Денис не позволял мне сомневаться в моём главном принципе — никакого общественного воспитания. Он всегда был очень контактным и лёгким в общении с людьми любого возраста. Как только ему исполнилось три, мы стали периодически ходить в прогулочную группу на пару часов в день. Всё равно гулять ходим. А тут за крошечные деньги ребёнок получал неформальный разновозрастной коллектив. Человек восемь-десять детей от трёх до семи лет. Причём все дети были из интеллигентных семей — развитые и воспитанные. Плюс спокойная и толерантная женщина, готовая играть с ними, петь песни, лепить снежную бабу и кидаться снежками. В тёплое время года они там даже рисовали и лепили на скамеечке. Я специально уходила в ненавистные мне магазины, чтобы Денис осуществлял свою социальную идентификацию без помех в моём лице. Для родителей такие прогулки были обременительны — за два часа ничего не успеть, надо ходить где-то неподалёку, у Тверского бульвара. Но чего не сделаешь для ребёнка!

По выходным мы ходили в группу гармонического развития, а два раза в неделю в Лужники — на большой теннис. Там Денис, естественно, тоже общался с детьми. Он отлично читал и писал, считал и рисовал, писал стихи и рассказы. Это был нормальный ребёнок — в меру озорной, инициативный и достаточно организованный, весёлый и серьёзный, подвижный и спокойный. Ему не трудно было просидеть на моих лекциях два часа подряд, если у него была хорошая книжка, тетрадь для рисования или несколько игрушек. Зато на переменах он носился по ВУЗу со скоростью света, знакомясь со всеми подряд. Особенно ему нравилась военная кафедра с плакатами и учебными боеприпасами.

Денис использовал для познания и развития каждую минуту, каждую секунду своей жизни. Он страстно хотел понять всё вокруг. К тому же, он умел видеть и слышать, думать и смело высказывать собственное мнение. У него был полный порядок с нравственным императивом, с воображением и логикой, с творчеством и работоспособностью. Он был отлично воспитан и неизменно адекватен.

Я целеустремлённо учила сына делать выбор и не жалеть о нём, принимать решения и нести за них ответственность. Я видела в нём личность и мужчину.

Неужели детсадовское воспитание лучше? Общаясь с детьми, посещающими сад, я неизменно убеждалась в своей правоте.

Глава 2

Электричка едет ночью.
Электричке страшно очень.
И она гремит, грохочет
И бежит быстрей, быстрей
По холодным белым рельсам,
Мимо речки, мимо леса…
Ей совсем неинтересно,
Потому что страшно ей.

Денис Маслаков, 6 лет.

Школа неуклонно надвигалась на нашу жизнь грозовой тучей. Любая мысль о ней вызывала у меня тревогу. Если бы я видела какой-нибудь выход! Но неизбежность и неотвратимость школы представлялись мне абсолютными.

Когда Денису исполнилось шесть, я начала сотрудничать с «Учительской газетой». Заветное удостоверение открыло мне двери в школы, РОНО, Министерство образования. Это был первый шаг к выбору и приручению страшного зверя по имени «школа». Я самозабвенно писала о школах и брала с собой на задания сына. Некоторые школы ему очень даже нравились. Он вообще хотел в школу, поскольку безумно любил узнавать новое и ничего не боялся.

Я же отлично знала, как лихо умеет школа превращать любознательность в скуку и страх. Я была уверена, что за десять школьных лет (боже! это чуть не вполовину больше всей его жизни!) это учреждение внесёт свои поправки в характер моего мальчика. И это страшно беспокоило меня, поскольку его характер нравился мне чрезвычайно.

Тогда я думала, что Динькино изумительное бесстрашие — пережиток счастливого детства. Откровенно говоря, я по сей день не понимаю, как он ухитрился сохранить полное отсутствие страха, пройдя школу, три ВУЗа и ряд работодателей.

Я по небу, как по правде, полечу.
Слово нужное за хвостик ухвачу.
И тогда оно со мной
Полетит ко мне домой
И уляжется в тетрадь само собой.

Денис Маслаков, 8 лет.

Мужу давно предлагали работу за границей. Он, правда, всегда категорически отказывался, мы предпочитали дом любым деньгам. Но, видя мою панику перед лицом школы, он предложил мне обдумать, не будет ли Денису лучше в иностранной школе.

Я обдумала. И отчётливо поняла, что не хочу отдавать ребёнка НИ В КАКУЮ ШКОЛУ!

В японской системе образования меня не устраивали присущий ей педантизм и академизм, доходящий до догматичности. В ней ощущался явный недостаток свободы творчества и места для яркой личности.

Консерватизм английской школы, холодность учителей и жестокость детей в повседневном общении не подходили моему сыну!

Скандинавская школа была посимпатичнее. Но меня смущала излишняя акцентуация практических навыков и формальное отношение к «непрактичным» гуманитарным наукам.

Про школу США и говорить нечего! Если там чему-нибудь и учат, так это любить себя и Соединённые Штаты Америки. На всё остальное как-то не хватает ни учителей, ни учеников. Эгоцентризм меня никогда не привлекал в людях. А уж в сочетании с невежеством…

Вот разве что французская школа с её индивидуальным подходом к каждому ученику и ранней специализацией казалась мне относительно приемлемой. Но мой сын всегда был до такой степени вербален, что отрыв его от родного языкового контекста в детстве представлялся мне настоящим преступлением против личности.

Я поделилась этими соображениями с мужем, и он не без радости окончательно и бесповоротно постановил — мы не едем работать ни в какую заграницу.

Нам предстояло выкарабкиваться из неизбежного дома. Ну что ж! Дома и стены помогают.

Глава 3

Мне нравится не думать о плохом,
Как будто вовсе не было плохого.
Как будто на листе, совсем пустом,
Я начинаю правильное слово.
Я оставляю старые ошибки
В позавчерашней мусорной корзинке,
С черновиком законченного дня.

Но вдруг мои забытые ошибки,
Оттягиваясь, будто на резинке,
Срываются и стукают меня.

Денис Маслаков, 8 лет.

Я никогда никому не доверяла моего сына, боясь чужого влияния. Ни маме — профессору Академии наук, ни папе — профессору той же Академии и эксперту ЮНЕСКО в сфере образования, ни свекрови — главврачу элитного медучреждения. Я не хотела доверять его и воспитателям, учителям, всей системе среднего образования в целом.

На мой взгляд, никто, кроме нас с мужем, не имел права воспитывать нашего единственного ребёнка. Учить — сколько угодно. Но не воспитывать же!

Претензия школы на выполнение воспитательной функции пугала меня больше всего. Как это возможно? Пара десятков совершенно чужих, незнакомых мне людей — каждый со своим мировоззрением, со своей шкалой ценностей — ни с того ни с сего будут воспитывать нашего сына! Да на каком основании? А если мы с ними разойдёмся во взглядах? И ведь наверняка разойдёмся!

Школа даёт знания. Это бесспорно. Но иногда забывает, что дети ей всё же не принадлежат. Жаль, что невозможно учить ребёнка самим!

Впрочем, чему меня научили в моей отличной английской школе? В те шестидесятые-семидесятые годы школа была действительно английской. Каждый год, начиная с четвёртого класса, один из предметов преподавался у нас на английском языке — без единого русского слова. Если история и география отлично ложились на язык, то геометрия и физика на английском иногда повергали нас в отчаяние. И так-то доказать проклятую теорему непросто. А по-английски! И все контрольные, все условия задач, которые явно кто-то специально запутал, а потом перевёл на английский!

Зато английская и американская литература, которая была у нас отдельным предметом, радовала всех. Чосер, правда, с его «Кентерберийскими рассказами» шёл трудно. Зато Шекспир после него читался, как родной. Я и сейчас — ночью разбуди — на раз прочитаю наизусть и Шекспира, и Водсворда, и Бёрнса. Огромное количество специализированных английских предметов тоже было вполне оправданным. По крайней мере, грамматика, чтение английской прессы и домашнее чтение, поданные в качестве разных предметов, дополняли друг друга, а не сталкивались лбами, как в современных школах. Да и обязательные в то время политинформации на языке приносили хоть какую-то пользу.

Да, пожалуй, английский — это единственное, чему меня научили в школе. Русский язык я знала всегда. У нас в семье был культ правильной речи, и за твёрдое произнесение слова «претензии» я пару раз схлопотала от мамы пощёчину. Любая ошибка в устном или письменном тексте являлась проступком совершенно невообразимым и постыдным, заслуживающим самого строгого наказания. У меня, к счастью, была врождённая грамотность, которая досталась по наследству моему сыну.

В раннем детстве, лет до четырёх, он, правда, писал очень своеобразно. По сути, Денис делал фонетический разбор слов. Его записка, лежащая по сей день в семейном архиве, написана так: «Льубимайа майа мама! Йа хачу узнать, будем ли мы севодньа украшать йолку? Стьоклы уже замьорзли, и дет Марос может йавитьсьа в льубой мамент.» Денису было в ту зиму три. Я никогда не учила его ни читать, ни писать. Просто очень много читала ему. А на стене его комнаты с младенчества висели все цифры и буквы, вырезанные из ярко-синей бумаги и наклеенные на жёлтый лист. Нас на психологии учили, что такое сочетание цветов способствует усвоению.

Несмотря на свою своеобразную орфографию, Денёк ни разу не сделал ни одной настоящей ошибки, даже в синтаксисе. Он всегда чувствовал логику языка, слышал свой текст и умел адекватно выражать свои мысли. И поскольку мы с ним писали друг другу записки ежедневно, он быстро схватил суть своей единственной принципиальной ошибки и стал писать нормально. Забавно, но я ни разу не сказала ему, что он пишет неправильно. Во-первых, по гамбургскому счёту, он писал как раз правильно. Во-вторых, он писал для удовольствия общения, а не для изучения русского языка. А я всегда реагировала на его действия с учётом цели и мотивации, не смешивая жанры.

Но вернёмся к моей школе. Конечно, меня долго и упорно учили математике, физике, химии… Я приобрела массу разных знаний, которые так и не нашли применения. Для одних не нашлось практической ситуации. Другие я просто не умела приложить к реальной жизни. Впрочем, большая их часть благополучно забылась, как только я получила свой отличный аттестат.

Гуманитарные же предметы изучались в школе, на мой взгляд, поверхностно. И преступно мало. Прежде всего, это касалось истории Отечества и литературы. Всё, что я хотела узнать по этим предметам, я добывала сама в нашей домашней библиотеке, которая легко могла дать фору городской.

Ну, пожалуй, меня научили в школе черчению, сборке-разборке автомата за 30 секунд и работе с картой. Наша специальность на военке называлась «военный топограф». Так что я не раз удивляла близких неожиданными навыками в столь экзотических сферах.

Ещё именно в школе я узнала, что хорошо пишу сочинения и метко стреляю. Меня не научили этому в школе, нет. Кажется, я умела это делать с рождения. В дедушкины выходные мы чаще всего вместе писали и иллюстрировали сказки, рассказы и стихи или стреляли по мишени из его трёх наградных пистолетов. Дед был «Ворошиловским стрелком» и считал, что каждый должен в раннем детстве ощутить смертельную мощь оружия, чтобы подчинить её себе, выработать чувство ответственности за неё и никогда не стрелять ни во что живое. В семье, впрочем, все писали и стихи, и прозу, все отлично стреляли, но никогда не охотились. Это было чем-то обыденным, как чистка зубов. Только в школе я узнала, что кто-то этого не умеет, и была изумлена, когда за такие естественные вещи меня стали хвалить и посылать на всякие конкурсы-соревнования.

В общем, строго говоря, если бы я вообще не ходила в школу, в той сфере деятельности, которую я себе выбрала, я, безусловно, знала бы ровно столько же.

Я ни секунды не сомневалась, что сын сможет сам получить все необходимые ему знания не хуже меня. А скорее, лучше, поскольку он явно был от рождения взрослее и способнее, чем я. Неизбежность бесполезного, по большому счёту, и наверняка вредного времяпрепровождения аж на десять лет бесценного отроческого возраста, повергала меня в уныние. Но все ходят в школу. Так положено! Я всегда делала то, что положено! Ходила на зелёный свет, платила в троллейбусе, раз в полгода — к зубному, каждый день — в школу…

Наверное, именно поэтому мы так жадно жили два последних предшкольных года. Я могла разбудить Дениса среди ночи, чтобы он посмотрел по телевизору или взятому у друзей видику хороший фильм. Мы с ним могли за час собраться и укатить куда-нибудь в Прибалтику, услышав по радио об интересной выставке или фестивале органной музыки. Муж не раз находил вместо нас пространную записку и еду на плите. Если учесть, что мы ездили с двумя собаками, то муж не без оснований решил, что я безумная авантюристка, которая много лет скрывала свою сущность.

— Вот начнётся школа, — говорил он с мрачным удовлетворением, — и будете дома сидеть, как миленькие.

И я соглашалась со смертной тоской:

— Будем! Куда же мы денемся!

Глава 4

У школы моей тяжёлые двери,
Чтоб, их открывая, в хорошее верить!
У школы моей высокие окна,
Чтоб было учиться светло и удобно…
Вся школа похожа на замок старинный.
В неё мы приходим дорогой недлинной,
Как будто мы все здесь принцессы и принцы
И в замок старинный приходим учиться.

Денис Маслаков, 9 лет.

Я искала школу для сына, выбирая меньшее из множества зол, разбросанных по Москве. В наших арбатских переулках школ — вагон и маленькая тележка. Знаменитая французская, английская, которую посещала госпожа Рейган, из-за чего знакомые дети не учились полгода, пока в школе делался невиданный евроремонт посреди учебного года. Отличная, по слухам, немецкая, да и испанская — не хуже. Спортивная. Физико-математическая. Чуть дальше — школа с литературным уклоном. Ещё подальше — для театрально-музыкальных детей…

Мои поиски пресёк психолог, у которого я когда-то занималась в группе.

— С ума сошла?! — воскликнул он, глядя на меня с изумлением. — Уж от тебя-то никак не ожидал! Учительницу надо выбирать, а не школу! Школу через три года искать будем.

А ведь и правда! Как я сама не додумалась? Наверное, от страха перед школой у меня мозги заклинило!

Я спросила сына, какую он хотел бы учительницу. В конце концов, это его жизнь, его судьба. Денис поднял брови:

— Почему именно учительницу? Я предпочёл бы учиться у мужчины!

Я объяснила ребёнку, что, если учителя-мужчины в начальной школе и водятся, то явно не в наших краях. Я, во всяком случае, за тридцать лет ни одного такого не встретила. Поэтому надо выбирать учительницу. Денёк мгновенно ответил:

— Тогда молодую и весёлую, как ты!

— Прости, а почему не умную? Или не опытную — пожилую?

— Ну, умная она и так будет — кто же глупую в учителя возьмёт! А опытную… Если бы мужчина — тогда опытный. Мне бы пригодился его опыт. Но ты же говоришь, она женщина. Знаешь, я бы вообще женщин на работу не брал.

— Почему?

— У них и дома дел много. Потом, женщины очень много думают о пустяках. И ещё личные отношения переносят на работу.

— Вообще-то, бывает. Но работы в мире очень много, понимаешь? Мужчин не хватит на ВСЮ работу. Они не смогут везде успеть.

— Думаешь, не смогут? — Денис явно не мог смириться с тем, что мужчине подвластно не всё!

Молодая, весёлая и умная аспирантка института общей и педагогической психологии Академии педагогических наук нашлась в ближайшей школе. Она как раз набирала первый класс. Нам с Динькой она сразу очень понравилась. Школа тоже была хороша — столетняя гимназия с нереально тяжёлыми дверями и лепными украшениями под высоченным потолком.

Директриса, сражённая моим удостоверением «Учительской газеты», попыталась уговорить нас пойти к пожилой заслуженной учительнице, работающей в школе уже сорок лет. Но мы с Денисом знали, чего хотим. Получив твёрдое обещание записать нас именно в класс «Б», мы отправились на собеседование к завучу младших классов. Около запертого кабинета я спросила какую-то учительницу, где искать завуча.

— Она на уроке. Минут через пять-семь спустится. Только Вы ловите её, а то домой уйдёт.

— А как я её узнаю, не скажете?

— О! — учительница посмотрела на лепного орла под потолком. — Вы её сразу узна́ете!

— Она что, такая высокая? — пуганулась я, тоже взглянув на орла на высоте метров пяти, не меньше.

— Да нет, скорее, громкая. Рост у неё как раз небольшой.

Через несколько минут мы услышали раскаты грома. Постепенно приближаясь, они обратились гневными басовитыми комментариями по поводу поведения и внешнего вида учеников. Я поняла, что у нас действительно не было ни одного шанса прохлопать завуча! К концу первого класса Денис скажет:

— Я догадался, по какому принципу выбирают завучей! Кто громче кричит!

Глава 5

Наш дом освещают собаки —
Мохнатые души добра.
Наш дом согревают собаки —
Тихонько сопят до утра.
Весёлые лапы,
Лохматые лампы.
Собака пришла и легла —
И ночь расползлась по углам.

Денис Маслаков, 8 лет.

Я изучила все законы, знала, что имею право отказаться от собеседования, но не видела в этом смысла. А вот своим правом присутствовать на собеседовании я, разумеется, воспользовалась. Пока тестировали моего ребёнка, я сама тестировала завуча и всю систему школьного образования заодно.

Собеседование проходило странно. Для начала завуч спросила Дениса:

— Где ты живёшь?

Денис мгновенно назвал наш адрес вместе с почтовым индексом. Завуч поморщилась. То ли увидела конкурента по громкости, то ли ждала другого ответа. Она спросила, где это находится.

— Да тут недалеко! — раскованный ребёнок кинулся к окну и показал направление. — Третий переулок, сразу за храмом! Мне очень нравится, что из моего окна виден храм. Знаете, Достоевский никогда не соглашался жить в квартире, из которой не видно храма.

Тогда вера ещё не вошла в моду. Завуч дёрнулась, но взяла себя в руки и продолжила допрос, смысла которого я не могла понять:

— Ясно, что недалеко. Но этот твой переулок, он ГДЕ?

— В Москве! В арбатских переулках. Нет… Переулок в переулках… В Хамовниках, вот где! А район Ленинский, — Денис явно пытался перебрать все возможные варианты ответа. Но это снова было не то.

— Стоп-стоп-стоп! Вот ты сказал — в Москве. А Москва — это ЧТО?

— Как что?! Город! Мегаполис! Столица СССР!

— А как полностью сказать СССР, ты случайно, не знаешь?

— Знаю! — доверчиво сказал ребёнок. — Но только мне там одно слово не очень-то нравится.

— Какое слово? — насторожилась завуч.

— Социалиски… Ой! Со-ци-а-лис-тические — ну, Вы понимаете! Ужасно не нравится! В общем, Союз Советских Со-ци-а-лис-тических Республик.

Позднее подруги злорадно сообщили мне, что нормальные детсадовские дети на вопрос, где они живут, не моргнув глазом, отвечают: «В городе-герое Москве — столице Союза Советских Социалистических Республик!» — этот ответ, один на всех, старательно зазубривается и многократно воспроизводится. Оттого, возможно, они и не спотыкаются на неудобном для произнесения слове. Ну, если в этом заключается подготовка человека к школе… Я содрогнулась, представив, как кто-то заставляет моего ребёнка бессмысленно зазубривать нечто, вырабатывая у него, как у собаки Павлова, условный рефлекс в системе вопрос-ответ.

Собеседование продолжалось. Посмотрев на меня с укором, завуч решила увести моего юного диссидента от скользкой темы на твёрдую почву чтения. Она дала ему какую-то книжку и сказала:

— Читай по слогам.

— По слогам? Так рассказ называется? — поинтересовался Денис, залезая в оглавление.

— А разве ты не умеешь читать по слогам?

— Я это не читал… Но сейчас прочитаю, вот только найду…

Завуч перевернула несколько страниц и распорядилась:

— Вот здесь, с самого начала страницы.

Ребёнок углубился в чтение.

— Нет, милый мой, ты уж вслух читай!

Читал мой сын отменно. С выражением. Но не по слогам. Нам было велено к осени освоить эту премудрость. Я даже не спросила — зачем, собственно?

— Ну хорошо, — продолжила завуч, — а не скажешь ли ты мне, сколько у собачек ножек?

— Скажу! — обрадовался Денис. — У моих — восемь!

— У нас две собаки, — поспешно пояснила я.

— У тебя две собачки! — засюсюкала пожилая дама басом, — А они какой породы?

— Обе — большой королевский пудель. Одна чёрная, другая — белая. Чёрная в модерне, а белая — в скандинавском льве.

— А они мальчики или девочки?

— Суки! — смачно сказал ребёнок, который с рождения жил с собаками среди собачников, привыкших называть вещи своими именами. Никому из нас и в голову не пришло бы употребить слова «сука», «кобель» или «собака» в качестве ругательства.

Завуч была так потрясена, что решила немедленно записать Дениса в первый класс и не продолжать столь нервную беседу.

Осенью выяснилось, что директор школы забыла нашу с Денисом фамилию. Помнила только, что на «М». Поэтому все мальчики на букву «М» были записаны в класс молодой учительницы-аспирантки. Список класса выглядел странно: «Мальцев, Марков, Маслаков, Машков, Мишин, Моисеев, Морозов» и так далее.

Глава 6

Дорога

Я в холодное утро войду,
Я дорогу открою, как дверь,
Мне на радость, а не на беду,
Повстречаются птица и зверь.
Познакомлюсь с людьми на вокзале
Я для сердца, а не для ума.
В ледяном или огненном зале
Приключений найдётся тьма.
Мне доверится тайна даже.
Мне откроется город мой.
Я дорогу рукой поглажу,
А потом поверну домой.

Денис Маслаков, 8 лет.

В то лето Дениса короновали как московского Принца поэтов. Начались интервью, творческие вечера. Денис не придавал всему этому особого значения. Ко всему относился, как к игре. Но я всё же старалась оберегать его от полчищ журналистов. Поэтому мы очень много ездили. Тем летом мы побывали в Таллинне, Пярну, Вильянди, Братиславе, Брно, Праге, потом вместе с мужем отправились на месяц в поход. Вернулись 30 августа. Всё лето я, как Скарлетт, гнала мысли о школе словами: «Об этом я подумаю завтра»! И вот это «завтра» придвинулось вплотную. Не разобрав рюкзак, я помчалась в школу на родительское собрание. Вечером отрядила сына с мужем вешать в нашем классе занавески — пусть ребёнок немного приручит это незнакомое пространство, присвоит его своим трудом. Денис вернулся в полном восторге. Я разбирала вещи и надеялась, что он не заметит стаи кошек, которые скребли у меня на душе. Ночью, подшивая и наглаживая школьные брюки, я горько плакала.

Настал последний день нашей дошкольной жизни. Утром мы с Денисом купили роскошные красные гладиолусы. Сын выбирал их сам. Букет был с него ростом. По дороге домой ребёнок, выглядывая из-за огненных цветов, внезапно спросил:

— Мам, а можно я сделаю уроки заранее?

— Как это — заранее? — опешила я.

— Ну, знаешь, ребята всегда жалуются, что не успевают сделать уроки, когда мы гуляем. А давай я их сегодня сделаю! А то завтра в школу пойду, некогда будет.

Поскольку сделать уроки заранее не представлялось возможным, Денис остался гулять во дворе, а я с цветами поднялась домой. Я стирала, развешивала бельё на балконе и всё время слышала во дворе звонкий голос сына. Теперь мы будем рано вставать и рано ложиться. Надо сегодня всё сделать пораньше — обед, ужин…

Динька влетел в дом, когда у меня была самая запарка: в ванне под мощной струёй воды полоскалось бельё, на плите кипело и скворчало, а собаки как раз решили обменяться своими летними впечатлениями с сеттером, живущим этажом выше. Я же — вся в муке — месила тесто — пироги затеяла.

— Ма, дай, пожалуйста, десять копеек! Мы с Максом идём на выставку.

— Там, в шкатулке, знаешь? Возьми сам, пожалуйста!

Я даже не спросила, на какую выставку они собрались — уж очень шумно было в доме. Только попросила:

— Недолго, ладно? Скоро обед!

— Недолго-недолго! — крикнул Денёк уже с площадки.

Через пару часов я позвала ребёнка с балкона.

— А они с Максом ушли, — крикнула мне соседская девочка.

Ну да, ушли на выставку. Но пора бы уж вернуться. Куда же они? В ГМИИ на Волхонку? На Арбат — в дом-музей Пушкина? В литературный? Толстого? Рериха? В Дом Художника? А может, на выставку кошек в переулке за Арбатом? Или современной скульптуры у Пречистенки? Или художественной фотографии?

Нет, искать ребёнка, ушедшего на выставку, — утопия. Я занялась хозяйством, время от времени покрикивая с балкона. Дениса не было. Часам к шести я забеспокоилась не на шутку. К восьми — вытащила с работы мужа и переполошила всех соседей. Дениса с Максом никто не видел с утра. Мужчины бегали по району, женщины допрашивали детей, а я сидела у телефона и молилась, капая слезами на первую страницу телефонного справочника со страшными словами «справки о несчастных случаях». Господи! Как я могла расстраиваться из-за школы! Смешно! Ребёнок был дома, со мной, а я плакала! Вот и прогневила Бога!

Динька явился в 22.22 — я, наверное, часа три непрерывно смотрела на часы, потому и запомнила эту минуту навечно. 22.22 стало нашим с Дэном заветным временем. И по сей день, когда сын уезжает в командировку, именно в этот момент по московскому времени мы перезваниваемся, пишем друг другу письма, как минимум, мысленно обмениваемся приветами.

Семилетний Денис и десятилетний Максим провели день в Жуковском, на авиашоу. И десять копеек — это была дорога на метро — туда и обратно. На электричке они проехали зайцами.

Ребёнок был голоден, как волк, изумлён темнотой за окнами — ему казалось, что прошло часа два-три, не больше — и переполнен впечатлениями. Он взахлёб рассказывал, как сидел в кабине настоящего самолёта, показывал, раскинув руки, фигуры высшего пилотажа, просил прощения и поглощал оптом обед, полдник и ужин… Потом он, естественно, принимал душ и только к полуночи улёгся, наконец, спать.

Первое сентября уже наступило. Я пыталась сосредоточиться на мысли о школе, но в моём воображении мелькали электрички, самолёты, поезда метро и два маленьких мальчика на тёмных улицах. Авиашоу! И как я могла не спросить, на какую выставку они идут?

Всю ночь я благодарила Бога, гладила пёрышки на крыльях ангела-хранителя моего сына… А к утру твёрдо сказала себе — не отдам его никакой школе! Мы справимся. Он останется собой. Я смогу защитить его, чего бы мне это ни стоило.

По большому счёту, решение было принято именно в ту ночь. Всё остальное стало лишь последовательным воплощением его в жизнь.

Глава 7

Хорошо бы стать собакой,
Чтобы всем вилять хвостом.
Поболтать со зверью всякой
И об этом, и о том.
Подружиться очень просто,
Если сразу всё понять.
Очень жаль, что я бесхвостый —
Даже нечем повилять!

Денис Маслаков, 8 лет.

На линейке Денис был очень серьёзным. То ли проникся чувством ответственности, то ли старался скрыть волнение. Я шла домой без него и удивлялась яркому солнцу, зелёной листве и летнему небу. Можно подумать, что в мире ничего не изменилось! Но это уже другой мир, школьный. Нам нужно приручать его заново.

Я вспомнила, как вышла замуж, уехала в съёмную квартиру с чужим, почти незнакомым человеком, как училась готовить, стирать, делать покупки, соизмерять свою жизнь с чужой. И училась параллельно. Неужели тогда мне было проще? А потом, когда родился такой долгожданный ребёнок. Муж работал сутками, я всегда была одна. И готовила, и стирала, и с собакой гуляла, непрерывно занимаясь при этом ребёнком. Ребёнком и диссертацией. Неужели это было легче? Бред, но по всем моим ощущениям, да, именно так. Всё было не просто легче, всё было естественно, правильно, в соответствии с моим собственным выбором. Потому и мысли не возникало — легко это или трудно.

Замечательно сказал в своей «Исповеди» Аврелий Августин: «Никто ничего не делает хорошо, если это против воли, даже если человек делает что-то хорошее». Ни хорошо, ни легко — не может быть под дулом пистолета. Тогда что же главное? Наверное, пока Дэну хочется ходить в школу, опасности нет. А вот как только не захочется, тогда надо будет что-то делать. Искать мотивацию? Или другую школу?

На сегодняшний день главным было одно — не подавать виду, как мне отчаянно страшно.

Потом мы праздновали, по квартире мотались воздушные шарики, пахло фруктами и пирогами. Ещё мы ходили на Арбат за настольной лампой. Моя мама пообещала Дэну этот подарок на первое сентября, но застряла в магазине, не решаясь сделать выбор, и, в конце концов, позвонила нам из автомата. Ребёнок в одну секунду сделал выбор. Потом мы провожали бабушку до троллейбуса, относили лампу, гуляли с собаками, ели мороженое… День был каким-то резиново-бесконечным.

Когда Денис лёг спать, я заглянула пожелать ему спокойной ночи. Наконец-то, мы остались вдвоём.

— Ну скажи мне что-нибудь про школу, — попросила я, — главное!

— Думаю, будет весело, — сказал сын.

Глава 8

Мир вылеплен из ночи и зимы.
И страхи шевелятся в нём мохнато.
Бездомные собаки, как и мы,
Кому-то очень верили когда-то.

Денис Маслаков, 11 лет.

Я прожила тот год, как во сне. Главное ощущение — ледяная тьма. В нашей школе была принудительная продлёнка. Там размещались обязательные уроки танцев, английского языка, москвоведения и ещё чего-то. В общем, я не могла получить ребёнка раньше 17 часов. Но как раз в это время дети смотрели диафильмы, так что Денис до шести сам не хотел уходить.

В темноте шли в школу, в темноте возвращались. Я уже забыла, как утром холодно, грязно и беспросветно, когда идёшь в школу! Каждый день! Со студенческих времён не вставала ежедневно в такую рань. Я непрерывно мечтала о каникулах, считала дни. Я, а не сын. Денису было весело. Он ходил в школу общаться и делал это с большим удовольствием.

Учительница предупреждала нас, что в первом классе большая часть успехов наших детей в родительских руках. Каждый вечер мы вместе с ребёнком тщательно собирали ранец. Я изобрела способ изготовления прочных карточек, которых требовалось великое множество. Сначала делаешь обычную карточку с буквой, рисунком или аппликацией, потом кладёшь на неё полиэтиленовый пакетик, потом шуршавый целлофан от цветов, сверху — бумажку и всё это гладишь утюгом. Полиэтилен, расплавившись, приклеивает целлофан к бумажной карточке. Получается натуральное ламинирование, тогда ещё недоступное простым смертным. Практически ежедневно я делала новые карточки, собирая по соседям обёртки от букетов, точила карандаши, что-то чистила, гладила, мыла.

На первом сентябрьском родительском собрании нас посадили на места наших детей, где остались их разноцветные ранцы. Учительница предложила нам поиграть в школу. Она говорила:

— Возьмите тетрадь в клетку, простой карандаш и линейку, начертите то-то. Возьмите блокнот и разноцветные ручки, напишите зелёным то-то.

И так далее, в том же духе. Не понимая сути этой бурной деятельности, но вполне доверяя собственноручно выбранной учительнице, я послушно делала всё. Наконец, огласили результаты: из 33 родителей только мама одной девочки и я справились со всеми заданиями. У остальных чего-то не оказалось в ранце, были поломаны карандаши, перепутаны многочисленные карточки… Похваленная, я стала стараться ещё больше.

На втором собрании мне сообщили, что Денис никогда не поднимает руку. Если его спросить, он отвечает правильно. Но руку не поднимает. Я спросила сына — почему?

— А зачем? — удивился ребёнок.

— Чтобы учительница знала, что ты знаешь ответ.

— Но она же и так знает! Она всегда говорит: «Вот сейчас Денис наверняка нам скажет…»

— А тебе самому не хочется ответить, если ты наверняка знаешь правильный ответ?

— Да нет, как-то… не хочется. Если надо, я отвечу, но не хочется. Какой смысл? Вот когда я НЕ буду уверен в том, что знаю, тогда я и подниму руку, чтобы проверить, так или нет? А если точно знаю — зачем?

Я растерялась. Поразмыслила и, наконец, сказала:

— А знаешь, кажется, ты прав. Мне это просто не приходило в голову! Действительно, если не уверен, интереснее руку поднимать, хотя я бы, пожалуй, не решилась.

— Это потому что ты девочка, — поставил точку Денис. — А я не боюсь ошибаться, когда учусь. Зато узнаю, как правильно. Я же для того и учусь, чтобы УЗНАВАТЬ!

Правда, к сожалению, таких моментов почти никогда не возникало. Учительница всё объясняла по несколько раз. Быстро выполнив все письменные задания, Дэн стал мгновенно углубляться в книжку. К весне выяснилось, что мой ребёнок обычно не только не слышит вопросов учительницы, но и не знает, какой урок идёт. Он читал или писал что-то в «левой» тетрадке, мечтал, глядя на голубятню за окном. Если учительница повторяла для него вопрос, он неизменно отвечал без запинки. А если не повторяла — можно было ставить два. Она не ставила. Но меня предупреждала, что потом, когда будут разные учителя…

Я попыталась поговорить с Денисом об этой проблеме. Но он проблемы не видел. Какой смысл слушать всё подряд? Там по сто раз всё повторяется. Отметки его, как и меня, совершенно не интересовали.

— Не волнуйся, — утешал меня добрый мальчик. — Когда у нас будут по всем предметам разные учителя, я буду точно знать, какой у нас предмет. Посмотрю на учительницу — и догадаюсь!

Глава 9

Писать сочиненье,
Как будто идти по цепочке,
Смотреть удивительный сон!
Смешное уменье —
Бумагу извязывать в строчки —
И вышел здоровенький слон.
Мысли прыгают в руку.
Буквы рисунки звуков.
На тонком хвостике дня
Вышла в тетради сумма
Прописи и меня.

Денис Маслаков, 7лет.

К счастью, сразу после зимних каникул дети начали писать в классе сочинения. Каждый завёл неподписанную тетрадь, пометив её своим личным знаком. Денис изобразил на голубой обложке красное улыбающееся солнышко. Таким образом, сочинения писались как бы анонимно. И учительница не исправляла в них ничего, только писала отзыв. Конечно, через пару недель она уже точно знала, чья тетрадь у неё в руках, но делала вид, что анонимность сохраняется.

Иногда это были сочинения на заданную тему, иногда — на вольную. А изредка учительница диктовала фразу-другую и предлагала ребятам дописать рассказик. Денис называл эти задания «окончалочками». Его тексты обычно отличались парадоксальностью. Например, однажды они писали «окончалочку» под названием «Слоны». Она начиналась так: «В Африке живут слоны. Слоны переносят грузы». Но это же так скучно — какие-то безликие грузы носить! И Денис самым честным образом услышал то, что хотел: «Слоны переносят гро́зы». Получилось такое произведение:

«Слоны.

В Африке живут слоны. Слоны переносят гро́зы. Гро́зы носить неудобно — они колются молниями, щекочутся дождём и очень гремят. Но слоны закрывают лицо большими ушами, берут хоботом грозу за хвостик и переносят.

Грозы собираются над океанами, где на солнце испаряется вода. А рядом, в пустыне, не растёт ничего, кроме диких кактусов. Вот слоны и носят туда грозы. И в пустыне расцветают цветы».

А вот сочинение на тему «Устный счёт»:

«Жил-был один большой скелет. Он очень любил лопать. Однажды съел он людоеда, который съел его, когда он был живой.

И стало два скелета, которые любили лопать».

Не знаю, как произведения Дениса помогали нашей учительнице в деле написания диссертации, а нам они пригодились очень. Это стало для Дениса главной приманкой в школьной жизни, важнее игр с ребятами на переменах. Да и мы с мужем, как и наши друзья, ждали каждого возвращения заветной тетрадки с огромным нетерпением.

А вот смысла в написании диктантов сын никак не мог увидеть. Писал он грамотно, хотя и не слишком аккуратно. Но ему было ужасно скучно выписывать простые предложения, которые диктуют первоклассникам. Поэтому он приспособился усложнять предложения так, чтобы было интереснее. Разумеется, слова, продиктованные учительницей, в них присутствовали. Например, учительница диктует: «Падал снег». А Денис пишет: «Тихо-тихо падал лёгкий мохнатый снег». Она диктует: «В мае зеленеют деревья». А он пишет: «Май — это недозрелое лето, в мае от купания в золотом воздухе зеленеют деревья. Май такой пушистый и просвечивает на солнце».

Ну что с ним будешь делать! На все замечания он спокойно отвечал:

— Но я ведь Ваши слова тоже написал, правда? Жалко, что Вам не понравилось! В следующий раз постараюсь поинтереснее написать!

Глава 10

Корабли

В океанах много места
Для норд-оста и зюйд-веста.
Ходят с ветром корабли
От земли и до земли.
Я поеду в Персию,
В Африку, в Австралию.
И, бананы треская,
Загляну в Италию.
А потом вернусь домой
В первый «Б» любимый мой.

Денис Маслаков, 7 лет.
Из рукописного журнала
1 «Б» класса «Монпансье».

Денис всё делал спокойно, весело и охотно. Так же он и в школу ходил. Самозабвенно играл во всех школьных спектаклях, участвовал во всех концертах, экскурсиях, карнавалах. Не пропускал ни одного похода в театр. Любил уроки танцев, конечно, если ему доставалась девочка. Дело в том, что мальчиков во всех трёх первых классах было в два с половиной раза больше, чем девочек. Так что партнёршу дети получали только за хорошее поведение. Озорники же танцевали в мужских парах, вызывая у родителей опасные ассоциации. Денис обожал писать сочинения, рисовать и ходить по Москве на уроках москвоведения. Однажды он взахлёб рассказывал мне о подземном ходе, который открывался за зеркалом старинного особняка и вёл прямо в Кремль.

— И вот, когда была война с Наполеоном в 1812 году, наша учительница сама, лично, через этот подземный ход…

— Денёк! Бог с тобой! Как это «лично»? Ей что — двести лет? Она такая старая?

— Конечно, не старая! — воскликнул сын. И, округлив глаза, добавил, — но ведь она же УЧИ-И-ИТЕЛЬНИЦА!

Дэн большой шутник. Изумляя многих, он шутил в школе у доски, в университете везде, даже на экзаменах. И теперь шутит на работе со всеми, независимо от должностей и статусов. И ничего. Везёт ему, видно, на людей с чувством юмора. Как известно, это не что иное как способность к неожиданным сопоставлениям и богатым ассоциациям, умение быстро, эмоционально-критически оценивать суть и выявлять противоречия. Только в школе эти качества, видимо, не выживали. Дети-то веселились, а учителя писали замечания в дневник. Обычно это выглядело банально: «Шутил на уроке. Поведение — 2». Но иногда сами замечания выглядели шутками:

«Из-за шутки вашего сына класс катался на музыке и падал под рояль — примите меры»,

«Шутил, по причине чего товарищ на уроке английского, обсмеявшись, разбил своё зеркало для фонетики, что, как известно, ужасно плохая примета»,

«Смешил людей в столовой. В результате два супа и один компот были вылиты на пол и частично на себя смешливыми одноклассниками. А сам спокойно ел, даже не смеясь, что возмутительно!»

«Показывал учителя (меня) совершенно не похоже, отчего весь класс смеялся, как припадочный».

В дни рождения дети приносили и раздавали конфеты. Чтобы на поедание этих конфет не ушёл весь урок, учительница медленно считала до пяти — в это время можно было жевать. Но после слова «пять» первоклассники должны были немедленно убрать остатки конфет и фантики и приступить к работе. Денис всегда ел очень быстро. А его сосед по парте и друг Лёвка — медленно. Так вот — на счёт три мой сын уже убирал фантики. Однажды, когда учительница только открыла рот, чтобы сказать «три», Динька очень похоже на неё крикнул: «Пять!», — и Лёвка подавился конфетой. Естественно, Денису записали очередное замечание в дневник, хотя сам же Лёвка умолял этого не делать.

Во втором классе отменили школьную форму. Но по праздникам почему-то нужно было ходить в форме. Естественно, я не стала покупать форму ради нескольких дней. Когда подкатил День Учителя, я подобрала ребёнку отличный строгий костюм, белую рубашку и галстук-бабочку. На лестнице его поймала громогласная завуч младших классов и возопила:

— Почему не в форме?!

Денис, не моргнув глазом, ответил:

— Вы знаете, она у меня в магазине живёт. Ей там больше нравится. Я ей назначил свидание, но, видно, мы разминулись!

Меня мгновенно вызвали в школу. Завуч с возмущением рассказала мне эту «вопиющую» историю (хотя вопила, конечно, не столько история, сколько сама завуч). Я, честно говоря, рассмеялась.

— Он дерзит! — с нажимом произнесла дама.

— Он шутит, — возразила я.

— Шутить с завучем? Он что?

— Хорошо, я объясню Денису, что с ЗАВУЧАМИ ШУТИТЬ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА.

— Да уж, объясните, пожалуйста!

Глава 11

Моей учительнице И.В.

Моя Королева, давайте забудем уроки!
Для Вас я всё время слова и таблицы учу.
Давайте все вместе пойдём погулять по дороге,
Давайте я лучше на велике Вас прокачу.
Вы любите очень примеры, моя Королева?
А может, давайте, мы будем дружить просто так!
И будем искать приключения справа и слева,
И книжки читать, и смешиться на каждый пустяк!

Денис Маслаков, 8 лет.

В первом классе мы честно посещали школу каждый день. Денёк, к моему величайшему изумлению, ни разу не заболел и ни разу не поддался на мои уговоры отдохнуть денёк-другой. Как ни странно, он без разговоров ложился рано, часов в восемь-девять вечера. И весело просыпался без будильников в семь утра.

Всё, чем грозили многочисленные «доброжелатели», не сбывалось ни на йоту. Домашний ребёнок, которому я с младенчества категорически запрещала делать прививки, в результате чего он до школы очень легко и без последствий переболел всеми основными детскими инфекциями от ветрянки до коклюша, не подхватывал никаких гриппов или ОРЗ. Привыкнув гулять до одиннадцати вечера и вставать часов в десять, он мгновенно перестроился на школьный режим и ни разу не выразил недовольства. Вскакивал, пока я гуляла с собаками, умывался, обливался холодной водой, одевался и садился смотреть мультики, в ожидании меня и завтрака. Меня поражало многое. Он никогда не надевал одну и ту же рубашку дважды, виртуозно подбирал по цвету обязательный в нашей школе галстук и сам завязывал его, хотя никто никогда Дениса этому не учил. Генетическая память — говорил мой друг-биолог. Муж эту премудрость так и не освоил!

Когда Диньку приняли в октябрята, он радостно заявил, что был посвящён в настоящие школьники. И теперь у него есть звезда на форме, почти как у военных.

— А что это на твоей звезде вот тут, в серединке, — не без ехидства спросила я.

— А! Это Ленин, но он так, для блеску!

Кончался 1989 год, привычная система стремительно распадалась, и у нашей учительницы хватило смелости не навязывать детям отживших ценностей.

В тот же год в другом классе сын моего приятеля-американца после приёма в октябрята на полном серьёзе заявил отцу, что теперь он сын дедушки Ленина, в результате чего в доме разразился жуткий скандал, плавно перетекший в школу. А я ещё раз порадовалась, как нам повезло.

Единственной проблемой для Дэна стало то, что он практически ничего не успевал. Мы брали самое позднее детское время занятий на теннисе, и, тем не менее, успевали не всегда. Поступиться тренировками Денис не соглашался, поэтому дополнительно занимался по выходным. Эти выходные таяли, как мороженое в летний день. Столько хотелось успеть, но не хватало ни сил, ни времени!

Писал Дэн только в школе и чаще прозу. А стихи — по несколько штук в день выдавал в каникулы. Это меня настораживало. Чем-то школа противоречила поэзии. А ведь раньше Денис тем и отличался, что писал стихи в самой неподходящей обстановке, в самых людных местах.

Однако я безропотно принимала то, против чего Денис не протестовал.

Мне приходилось гораздо хуже. Я могу продуктивно работать только ночью. Так уж я устроена. Поскольку я жутко не высыпалась, ночью я не могла ни работать, ни спать. За год я не написала ни одной статьи, не выступила ни на одной конференции, в общем, ничего не сделала путного.

Летом мы оба купались в свободе и творчестве. Тем ужаснее было наступление осени. Даже у Дениса в сентябре возникли, наконец, лёгкие протестные настроения. В первые дни учёбы он получил рекордное количество замечаний и неудов по поведению. Его отметки вообще не отличались разнообразием. По всем предметам он получал пятёрки, по развитию речи — пять с плюсом или шесть. По поведению единицы и двойки. Как в четверти получалось удовлетворительное поведение, я понять не могла. И, должна сказать, при всём моём презрении к любым отметкам, эти радовали меня больше, чем какие-либо другие. Я и мечтать не могла о том, что всё будет так гармонично в школьной жизни моего мальчика.

Денёк всегда не любил диктанты — любые. Он не видел в них никакого смысла, хотя писал всегда отлично. Первый математический диктант второго класса Денис впервые не стал писать. Свой протест он выразил на редкость элегантно — мне очень понравилось!

Ребёнок подписал листок, пронумеровал заранее, как обычно, ответы, но вместо чисел написал стихи — по строчке на каждый пример. И успел же за те минуты, которые были отпущены на устный счёт. Выглядело это так:

«Маслаков Д.

Математический диктант.

1) Не люблю считать в уме,
2) Нужен ум мне для другого:
3) Чтоб искать по жизни слово,
4) Подходящее вполне.
5) Чтобы думать о весне,
6) Если дождь стучит по крыше,
7) Чтобы всех друзей услышать,
8) Не пугаться в страшном сне.
9) Чтобы думать, для чего
10) Мы живём на белом свете…
11) А в уме примеры эти —
12) Только мусорят его!»

Денис нагло сдал этот листок вместе со всеми и, разумеется, получил пятёрку по развитию речи и двойку по математике. В тот же день после уроков он без разговоров написал этот самый математический диктант без единой ошибки и получил свою пятёрку. Должна сказать, я в равной степени была довольна и его действиями, и реакцией нашей замечательной учительницы.

Она, кстати, предложила мне учесть Динькин протест и водить его в школу не каждый день. Сказать, что я обрадовалась, ничего не сказать! Во-первых, я и сама собиралась что-то предпринять, только не успела решить, что именно. Во-вторых, слово учительницы было для Дэна свято, поэтому он не стал разрываться между чувствами долга и протеста. Иначе бы, непременно, чувство долга победило, как это всегда происходит сейчас на работе.

Я немедленно добыла в поликлинике для моего практически никогда не болеющего ребёнка справку о том, что ему необходим дополнительный выходной. Врач нас очень любила, может быть, как раз за то, что мы не добавляли ей работы. Она даже поддерживала меня в моём убеждении не допускать никаких прививок и не давать ребёнку никаких лекарств. Эта замечательная женщина мгновенно сообразила, что и как оформить, когда я позвонила ей посоветоваться. Благодаря её справке мы стали ходить в школу раза два-три в неделю. Это устраивало всех.

Глава 12

Лёвке

Когда ты вернёшься, наверное, будет тепло.
Конечно, не будет тогда ни дождя, ни метели,
Чтоб все самолёты в назначенный час прилетели,
И чтоб не замёрзло у них ни шасси, ни крыло.
Когда ты вернёшься, в России не будет беды.
И двоек не будет, и грязи, я думаю, даже
Когда ты вернёшься, появится мясо в продаже —
Ведь ты не привык, чтобы не было вовсе еды.
Когда ты вернёшься, всё будет ещё впереди.
Я выучусь плавать и стану умнее намного.
Пусть общая Родина будет у нас и дорога,
А там разберёмся, чем стоит заняться в пути.

Денис Маслаков, 8 лет.

Я думаю, большую роль в перемене Динькиного настроения сыграли два, не имеющих прямого отношения к школе, события.

Сначала пропал лучший друг Дениса Лёвка. Они ещё в начале лета договорились встретиться на перекрёстке переулков, в которых жили, — Плотникова и Сивцева Вражка — в шесть часов вечера 31 августа (той весной они посмотрели фильм «В шесть часов вечера после войны»). Мой ребёнок простоял на перекрёстке до ночи. Он был уверен, что случилось что-то страшное. Я с огромным трудом увела его под предлогом звонка. Дома у друга никто не ответил. Через пару дней позвонила Лёвкина бабушка и сказала, что их семья летом переехала в Америку на ПМЖ. Денис не хотел верить, что это необратимо. Он был абсолютно уверен, что Лёвка вернётся, потому и написал ему стихи с явной аллюзией на Галича.

Но первого сентября он впервые оказался в школе без друга. Его посадили с какой-то девочкой, и он поначалу машинально говорил ей: «Лёв…».

Второе событие было совсем микроскопическим, но именно такие вещи и определяют настроение. Самое обидное, что виновата в нём была я. В конце мая на день рождения Денису подарили зелёный перламутровый значок необыкновенной красоты. Большой и круглый — он не прикалывался, а пришивался к одежде. На бежевой куртке Дэна он выглядел просто потрясающе. Денис его очень любил. Перед началом учебного года я предложила ребёнку отпороть значок, опасаясь, что в школьном гардеробе он будет слишком заметным. Но Денис потребовал объяснений, и я не решилась произнести страшного слова «украдут». Я, конечно, промямлила что-то невразумительное, что ребёнка совсем не убедило. В общем, я пришила значок покрепче и стала лично сворачивать куртку, вешая её на крючок в раздевалке так, чтобы значка не было видно. Но не прошло и недели, как Динькина драгоценность исчезла вместе с куском куртки.

Сын ужасно расстраивался и ругал себя за то, что так неаккуратно зацепился где-то и сам не заметил. Ага! Вырвать клок одежды на груди от плеча до молнии — и не заметить! Но у меня так и не хватило мужества назвать вещи своими именами.

До сих пор не знаю, что было лучше? Сказать, как есть? Но это же ужасное разочарование в людях! Нет, конечно, надо было с самого начала настоять и отпороть значок. Знала бы, как Денис расстроится, выступила бы бессмысленной самодуркой и сделала бы то, что считала нужным!

Этот эпизод — до сих пор вызывает у меня острое сожаление.

Глава 13

Словарные слова

Я школьный пишу словарь:
«Медведь, молоко, январь,
Лисица, Советский Союз,
Дежурный, пенал и арбуз,
Корова, рабочий, мороз«,
Ужасное слово «колхоз»!
Огромное слово «вокруг»…
Но что ж это нет слова «друг»?
Словарь я пишу без радости —
Ему не хватает главности.
Я взял бы другие слова:
Оставил бы слово «Москва»,
Учил бы серьёзно и строго
Хорошее слово «дорога».
«Собака, конфеты, Земля»
И «Солнце» бы выучил я.
И взял бы ещё я красивое
Странное слово —
«Россия».

Денис Маслаков, 8 лет.

Наступила зима. Странный это был год. Что-то там напортачили с летним-зимним временем, отчего к четырём часам дня становилось темно. Напрочь пропали продукты, даже булочные закрывались из-за отсутствия хлеба. Я говорила друзьям — чем хуже, тем лучше. Вы же понимаете, такое не может продолжаться долго. Значит, что-то будет! Эти надежды, однако же, мало утешали. Настроение было — ниже плинтуса. Военные разборки в нашей любимой Прибалтике, где у нас столько друзей, приводили в отчаяние. Только изумрудные волны открытого бассейна в Лужниках сияли под прожекторами нездешним светом.

Денис давно хотел научиться плавать по-настоящему, поскольку планировал стать капитаном дальнего плавания. В первом классе их начали водить на уроках физкультуры в бассейн «Москва», что был на месте Храма Христа Спасителя. Ребёнок очень радовался, пока тренер не начала запихивать детей с головой под воду, стоя на бортике и наступая ногой на детские головки. Пока он не начал бояться бассейна, мы быстренько записались в Лужники.

Бассейн стал, наверное, единственным радостным событием той осени. На первом же занятии Дэн поплыл кролем, на третьем был переведён в большой бассейн, а через пару недель выиграл какое-то соревнование и получил предложение перейти в бесплатную ежедневную группу олимпийского резерва. Тренер с самого начала утверждала, что Дэн прирождённый брассист. И действительно, научившись плавать хорошим брассом, он стал выигрывать раз за разом. Но в олимпийский резерв не хотел. Дэн и так занимался теперь спортом каждый день, чередуя теннис и плавание. Иногда после тренировки он замирал у окна и подолгу смотрел на изумрудное мерцание воды под вуалью белоснежного пара.

— Для радости, — объяснял он мне.

Думаю, именно это нездешнее сияние спровоцировало восьмилетнего Дениса на опрометчивое высказывание. Мы ехали из бассейна по набережной в набитом под завязку троллейбусе. Стояли в мрачно молчащей толпе, качались вместе со всеми на колдобинах. Свет в салоне еле теплился, и все лица были равномерно серого цвета. И вдруг мой сын, подняв голову вверх, ко мне, звонко сказал:

— Мам! А помнишь, раньше в магазинах пастила продавалась! Белая и розовая!

Что тут началось! Все одновременно, перекрикивая друг друга, заговорили о том, что продавалось раньше, что не продаётся теперь и кого за это надо вешать на столбах, расстреливать и кастрировать…

Накал толпы был таков, что на следующей остановке мы в ужасе рванулись к дверям и выпали на снежную плохо освещённую улицу. Мятежный троллейбус, дрожа и звеня, уехал во тьму, а мы пошли домой пешком. По дороге Денис написал стихотворение «Вселенная».

Я Вселенной ещё не видел лица —
Она закрывает лицо на ветру.
Я знаю, что я непременно умру,
Если дойду до её конца.
Но Вселенная —
бесконечна.
И на свете я
буду вечно.

Я судорожно записывала эти стихи. Листок трепетал на ветру, снег шуршал по бумаге, замёрзшая ручка не хотела писать.

— Да брось, мам! Надень варежку! Холодно!

— Забудешь!

— Ой! Подумаешь! Забуду — другое напишу!

— Я хочу это. И другое тоже. Слушай, Денёк, а почему ты вдруг про вселенную?

— Да видишь, из-за моей пастилы такой скандал получился — до неба! И это всё, — он показал варежкой вокруг, — Вселенная, бесконечность, во Вселенной темно и холодно. Сейчас так хорошо чувствуется, что мы все — во Вселенной — ты, я, папа, наши собаки, бассейн, паруса на ветру, пастила, которой нет… Но где-то во Вселенной она же есть?

Той зимой мы все узнали, что такое голод. Деньги были, а еды не было. Я без малейшей надежды посылала Дениса в ближайшие магазины — а вдруг что-то выкинули в продажу? Ребёнок неизменно возвращался ни с чем.

— Там одни пустые продавщицы! — говорил он.

Ели мы голый рис, который мне удалось купить по случаю. Целый мешок риса. Им и питались мы все, вместе с собаками. Денёк как-то задумчиво спросил:

— А мы не превратимся в китайцев?

Однажды по дому пронеслась весть — в «Смоленском» дают чечевицу. Соседка бежала по дому, звонила во все квартиры, задыхаясь, сообщала новость и бежала дальше. Мы рванули в гастроном вместе с сыном, отстояли в толпе соседей трёхчасовую очередь и привезли на санках двенадцать килограммов чечевицы. Это было настоящее счастье. В очереди Денис написал стихи:

Когда сломалось солнце,
Мы жили, как попало.
Мы жили, как придётся,
Когда еды не стало.
Душе хватает каждой
Стихов на белом свете.
А может, мы однажды
Умрём и не заметим.

Я была в шоке. Ужасно виноватой чувствовала себя. Если мой ребёнок пишет такие стихи… Но мой друг детства сказал:

— Это же самые оптимистические стихи из всех, что я читал. Во-первых, душе хватает каждой самого необходимого — стихов. Во-вторых, умереть и не заметить — это же предел мечтаний!

И всё же из чувства вины я научилась сама варить сыр из молока и печь лепёшки вместо хлеба.

Глава 14

Маше

Видишь, в зеркале небес
Корабли, дома и лес,
Всё, что было,
Всё, что будет
В мире с нами или без
Если вверх одновременно
Посмотреть тебе и мне,
То друг друга непременно
Мы найдём на самом дне.

Улыбайся небесам!
Я тебя увижу сам!

Денис Маслаков, 9 лет.

Денис писал стихи каждый день в ту мрачную зиму. Он использовал по максимуму всё освободившееся от школы время. Более того, школа заставила его понять, что сутки не резиновые, что времени на всё, что ты любишь делать, может хронически не хватать. Он впервые начал спешить реализовать все свои заветные мечты. Логическим продолжением бассейна стал клуб «Гардемарин», где Динька занялся парусным спортом.

Когда-то трёхлетним малышом на Селигере мой сын с восхищением смотрел на пристани, как огненно-рыжий матрос отдаёт швартовы.

— Скажите, пожалуйста, а где нужно учиться, чтобы стать матросом?

Матрос заволновался, покраснел, тревожно взглянул на меня и низко склонился над канатом.

— Извините за беспокойство, — настойчиво повторил ребёнок, — надеюсь, Вас не затруднит ответить мне? Где нужно учиться, чтобы стать таким матросом, как Вы?

Юноша снова испуганно взглянул на меня и смущённо пробормотал:

— Да нигде, в общем-то…

Такого мы никак не ожидали. Я решила выручить неучёного матроса, поддержать как-то его профессиональный статус. Поэтому я стала активно артикулировать за спиной сына: в шко-ле, в шко-ле, в шко-ле!

Матрос расцвёл и радостно крикнул, отдаляясь вместе с судном:

— В школе нужно учиться, корешок! В школе! И очень хорошо нужно учиться!

Теперь, когда Денис по вторникам изучал типы яхт, рисовал векторные стрелки воздействия силы ветра на площадь паруса, а по воскресеньям мотался в подмосковный яхтклуб ремонтировать стоящий в эллинге швертбот, мы часто вспоминали рыжего матроса. Ему явно не повезло. Денёк учился на совесть и подолгу пропадал в детской республиканской библиотеке, где ему позволяли пользоваться залом старшеклассников.

Весной, сдав отлично теорию и практику, он стал рулевым третьего класса — самым младшим в клубе. Ему ещё не было девяти.

Впереди были сборы на Волге, регата и прочие нереально взрослые летние удовольствия. Новоиспечённый рулевой по дороге домой задумчиво сказал:

— А я и не думал, что эта зима кончится. Тем более — ТАК кончится!

— Я тоже сомневалась, — ответила я. — Но если уж ей предстояло кончиться, то именно ТАК, тебе не кажется?

— Ага, — рассмеялся Денис, — с музыкой!

Глава 15

Пахнет город травой и свечами,
Будто он и не город совсем.
Льётся солнце густыми ручьями
По карнизам доверчивых стен.
Шепчет дерево что-то на ушко,
Улыбается лето своим.
Я согласен быть даже лягушкой,
Чтоб не видеть бессовестных зим!

Денис Маслаков, 10 лет.

Денис ходил в школу в тот год редко, но с большим удовольствием. Ребята подбегали к нему на улице и уговаривали:

— Денис, приходи в школу почаще! С тобой так весело!

До сих пор не могу понять, почему одноклассники не злились на Дэна, почему не завидовали его вольной жизни. Конечно, он всегда был лёгким в общении и совершенно беззлобным человеком, его шутки ни для кого не были обидными, он никогда ни с кем не ссорился и, уж конечно, не дрался. И всё же у них было, на мой взгляд, немало поводов злиться на Дениса. Ребята же, напротив, неизменно бурно радовались, когда он входил в вестибюль школы.

Для меня главным было то, что он совершенно не менялся. Спокойствие, чувство собственного достоинства, сочетание серьёзности и озорства, жадная любознательность — всё оставалось при нём.

Как-то, рассказывая о нашей школьной жизни другу детства, я спросила Диньку:

— Вот скажи мне, как на духу, что ты думаешь о школе?

Ребёнок задумался на минутку и сказал:

— Ты знаешь, я к ней хорошо отношусь. Вот только совсем не могу относиться к ней серьёзно.

— И не надо! — воскликнули мы с другом хором.

У Дениса было к чему относиться серьёзно. И тренировки, и яхты, и стихи — всё это явно заслуживало самого серьёзного отношения. К тому же, той бесконечной зимой у него появилась ещё и работа, к которой он относился со всей возможной ответственностью.

В январе наша любимая учительница дала Дэну после уроков бумажку и сказала: «Обязательно сходи! Это как раз для тебя», — в записке был какой-то смутно знакомый мне адрес, завтрашнее число и время — 12.00. Я отчаянно сопротивлялась. Это был мой день рождения, к тому же — суббота. У меня на этот день были совсем другие планы! Но сын сказал укоризненно:

— Мам! Ты что! Она же сказала «обязательно»!

И мы пошли. Моя вечная привычка приходить всюду заблаговременно привела к тому, что на часах не было ещё и половины двенадцатого, а мы уже мёрзли на Шаболовке у проходной ТВ. Смешно, но я действительно не вспомнила с детства знакомый адрес. Денис мигом подружился с молоденьким милиционером, рассказал ему про учительницу, про назначенную явку, про мой день рождения, и нас пригласили в проходную погреться. Там Денёк до двенадцати рассказывал всем про яхты.

Но в записке было написано «у проходной», а не «в». Поэтому ровно в полдень мы дисциплинированно пошли на улицу. Там был кошмар!

У крыльца, выплёскиваясь на проезжую часть, колыхалась огромная толпа детей с родителями. Что-то вроде страшного сна, когда вязнешь в толпе, она держит тебя, несёт куда-то, и ты становишься вдруг никем… Это зрелище так напугало нас, что мы, не сговариваясь, крепко взялись за руки и попытались сбежать. Попытались, но не сумели даже спуститься с крыльца. Толпа с чудовищной силой всё сильнее прижимала нас к стене проходной. Девчонки и мальчишки, а также их родители, стояли насмерть. Что меня особенно поразило — многие девочки были с причёсками и без шапок — на двадцатиградусном морозе! А заботливые мамы бесконечно поправляли им локоны и банты. Толпу явно подогревала какая-то пламенная страсть. Просто сюр какой-то. Я испугалась уже по-настоящему и собралась позвать на помощь того молоденького милиционера, но тут из проходной с трудом выдавилась в толпу крупная дама и сказала:

— Десять человек без родителей — быстро!

Произнося это, она уже, не глядя, заталкивала в проходную ближайших детей. Денис изначально стоял в дверях, поэтому он первым попался её под руку в самом прямом смысле. Мне оставалось только ждать.

Все дети, ушедшие вместе с моим сыном, давно вернулись, воссоединились с родителями и отправились по домам. Толпа редела с каждой минутой. Наступили сумерки. Я раз двадцать заходила в проходную греться, раз десять выясняла у милиционеров, нет ли тут другого выхода, и раз пять собиралась зареветь. И зачем только мы пошли! Ясно ж, это какие-то пробы для кино. Дениса уже дважды приглашали сниматься в дошкольном возрасте, и он оба раза отказался. Ему не понравилось, что все на киностудии курят. Ведь и сейчас всё это ничем не кончится. А день рождения — коту под хвост!

Наконец, Денис влетел в проходную — румяный, радостный, с блестящими глазами.

— Я прошёл! — оглушительно завопил ребёнок, вручая мне конфету, и стал поспешно рассказывать, как ему было весело, какую огромную камеру ему разрешили потрогать, сколько смешных историй из нашей жизни он там рассказал и какие разноцветные прозрачные кубы использовал, читая стихи.

Уже в метро я, прорвавшись в крошечную паузу, спросила:

— Денёк! Бога ради, скажи, куда ты прошёл?

Сын глубоко задумался и с удивлением произнёс:

— А представляешь — не знаю! Они сказали, что я прошёл три тура и камеру. Сказали — молодец! Дали конфету — я её тебе подарил. И всё, кажется! Больше ничего не сказали.

Глава 16

И вдруг оказалось, что счастье — не праздники, нет!
А просто работа от слова во рту до эфира,
Хорошая книга, весна и гармония мира,
И чистой бумаги меня ожидающий свет.

Денис Маслаков, 10 лет.

На следующий день нам позвонили. Красивый мужской голос рассказал нам, что скоро откроется российский канал телевидения, на нём будет детская новостная программа, которую будут делать сами дети, а наш ребёнок будет одним из телеведущих. Это был заслуженный артист Феликс Ефимович Тобиас, который стал для Дениса тем самым Учителем, о котором сын когда-то мечтал. Тот самый учитель-мужчина — умный и опытный, строгий и добрый, справедливый и требовательный, настоящий Мастер, который учит не только профессии, но и жизни. Через месяц-другой муж, у которого никогда не хватало времени на ребёнка, даже приревновал сына к Учителю и стал чаще бывать дома.

На этом месте рукописи я остановилась, посожалела, что Дэн в командировке, достала старую-престарую записную книжку, хранящуюся в домашнем архиве, и позвонила Феликсу Ефимовичу. Как же я была счастлива услышать его неповторимый голос! Какое счастье, что он жив-здоров и живёт всё там же!

— Это Алёна Маслакова, мама Дениса, не знаю, помните ли Вы нас…

— Конечно! А как же! Часто вспоминаю!

— Но это Вы у нас единственный и неповторимый. А нас сколько было!

— Ну, знаете, ТАКИХ учеников у меня было только двое — Денис и Боря Корчевников — знаете, на НТВ работает. Но Денис самый любимый был. Вот у меня стихи его, рассказы. Большой талант Ваш ребёнок! Как же он ушёл с телевидения! Я его так уговаривал остаться! До сих пор жалею, что не уговорил! Ведь такой дар!

— Он говорит, на телевидении страдает его нравственный императив. Там надо быть акулой, ходить по головам… Вы же знаете Дениса, ему это не подходит.

— Тут он прав, конечно… прав… Но он мог бы на радио работать! Какие фондовые спектакли мы с ним делали! Или артистом…

Милый Феликс Ефимович, он и представить себе не может, что бывают на свете и другие профессии, не связанные с телевидением и театром!

— Хотя нет, я помню, — продолжал Учитель, — он ещё лет в десять говорил, что ни за что не будет сидеть и ждать, когда ему дадут роль. Наверное, он писатель?

— Нет, он никогда не хотел делать профессией то, что дано ему от Бога, зависеть от вдохновения… Он всегда хотел учиться чему-то практическому, научиться и делать это хорошо. Он психолог, специалист по брендированию, в трёх местах работает. Кстати, в вузе преподаёт — очень хороший учитель из него получился.

— Ну ещё бы! Такой артист! А как рассказывал — не оторвёшься! Вот студентам как повезло! И всё же зря он. На американском телевидении он был бы звездой! Миллионером! И никуда бы его из эфира не отпустили… Знаю, знаю, Америка ему не нравится, помню…

Это поразительно — слышать знакомый голос учителя своего взрослого уже ребёнка и убеждаться, что через столько лет он помнит всё — что Денис говорил, что любил, какие стихи писал…

Глава 17

Вот телестудий полумрак
И грани света…
Монтируется счастье так:
Работа — лето.

Денис Маслаков, 11 лет.

С тех пор как в нашей жизни появилось телевидение, на школу совсем не осталось времени. Денис даже пожертвовал большим теннисом, которым занимался ровно половину жизни — четыре с половиной года из восьми с половиной прожитых.

Два эфира в неделю в «Там-там-новостях», где Денёк скоро стал комментатором и стал вести две собственных рубрики. Два дня в неделю занятия журналистикой, актёрским мастерством, художественным чтением. Радиоспектакли, репортажи, работа на ёлках и презентациях, иногда — в кино и на сцене. Передача на радио, где он работал ведущим в прямом эфире. Командировки. Каждую неделю — мешок писем от телезрителей и радиослушателей.

Все обязанности Принца поэтов тоже оставались за ним. Выступления в ЦДЛ и ЦДРИ, концерты, интервью. Иногда всё это причудливо переплеталось. Так, на юбилее Сергея Михалкова в Колонном зале Дома Советов Денис представлял ассоциацию «Интеллект XXI века», объединявшую одарённых детей и свою передачу. Он читал стихи юбиляра как артист, свои стихи как поэт, поздравлял Михалкова от ассоциации и от Российского канала ТВ. Заодно готовил репортаж об этом мероприятии для своей передачи. Кроме того, он ставил сценку из «Дяди Стёпы», в которой сам же играл, для той же передачи. А за кулисами Колонного зала Евгений Петросян предложил Дэну попробовать себя в качестве юмориста — профессионал мгновенно заметил Динькино чувство юмора и актёрские данные. Но десятилетний Денис расхохотался:

— Вот уж на это точно времени не хватит. Столько работы — ужас! Разве что ночью, часа в три — самое время для юмора!

Это была сумасшедшая жизнь, которая оказалась Денису и по вкусу, и по плечу. Он работал с таким увлечением, что, казалось, никогда не уставал. Причём он любил работать настолько, что вопросы оплаты его совершенно не интересовали. К тому же, в отличие от большинства работающих детей, он никогда не брал заработанные деньги себе, а клал их в семейную шкатулку вместе с нашими заработками. Он был просто одним из взрослых работающих членов семьи — на равных — и очень гордился этим.

Такое отношение к работе он сохранил, видимо, на всю жизнь. Недавно его повысили на работе. Дэн пришёл подписывать назначение в отдел кадров своей огромной компании. Сотрудница поздравила его и спросила, какой будет теперь его зарплата.

— Представления не имею. Я не интересовался этим вопросом, — честно сказал он.

— Как? — удивилась кадровичка. — Это же самое главное!

— Вы знаете, у меня несколько иные ценности в жизни. Но если для Вас самое главное это, вы можете позвонить моему непосредственному руководителю и узнать!

Но вернёмся к школе. Конечно, если бы Денис любил учиться чуть меньше, он, наверное, совсем забросил это дело. Но он любил узнавать новое настолько, что находил время для учёбы, просыпаясь пораньше. Он вообще ухитрялся учиться всему и везде. У осветителя — ставить свет. У оператора — обращаться с камерой. У мастера, который чинил в доме домофон — чинить домофон. Кроме шуток, наш дом много лет уже не платит за ремонт «запирающего устройства» — Дэн обслуживает домофон лучше всех мастерских, разве что бесплатно и по ночам, в другое время его просто никогда нет дома.

Закона об экстернате тогда ещё не было. Но Денис перешёл на экстернат беззаконно, явочным порядком. Другого выхода всё равно не было. У него были уважительные причины не посещать школу, но он учился и хотел сдавать экзамены. Он забегал между телевидением и радио, быстренько сдавал несколько тем за четверть и мчался дальше.

Однако когда я озвучила нашу стихийную ситуацию и предложила сыну сдавать уж сразу за год, не размениваясь на четверти, он засомневался, сможет ли он учиться совсем самостоятельно. Я сказала:

— Денёк! Но ты же и так всю жизнь учишься самостоятельно! Ну вспомни! И потом, что ты теряешь? Не сложится, вернёшься в школу… Если времени хватит. Посмотри, что получается — на школу у тебя времени нет. А на учёбу почему-то хватает. Давай попробуем, а? Ну какие твои годы! Один учебный год попробуем, а если не понравится, переиграем. Идёт?

Денис согласился:

— Конечно, если бы я был совсем взрослым, лет одиннадцати-двенадцати, я бы не рискнул, наверное. Но пока мне девять, ещё можно экспериментировать!

С самого раннего детства у моего сына лучше всего получалось то, в чём им никто не руководил. Он человек очень ответственный и инициативный, так что любое руководство лишь сковывает его. Всё равно никто никогда не догадается, как он хочет сделать. Так что с ним количество свободы прямо пропорционально результатам деятельности. Поэтому я сделала ужасную, на первый взгляд, вещь. Сагитировала ребёнка на авантюру и спокойно устранилась. Денис же пытался осознать и структурировать то, что он на самом деле делал очень хорошо, но неосознанно. Процесс самопознания, внутренней организации и автокоммуникации — дело непростое.

Мы приступили к эксперименту осенью. Сначала сын пытался заниматься всеми предметами по чуть-чуть в один день, как в школе. Не сложилось. Тогда он поделил предметы между днями недели — опять не пошло. Денис пришёл ко мне советоваться:

— Я понимаю, что это совсем моё дело. Но всё же — ты бы что делала в такой ситуации?

— Я, пожалуй, не хваталась бы за все предметы. Взяла бы для разгону один не самый противный предмет, выучила бы его сразу за год и сдала. И посмотрела бы, сколько это требует времени. А там видно будет!

Дэн так и поступил. Выучил за пару недель один предмет, потом — другой, третий… и понеслось!

Глава 18

Мочёный огрызок пустого трамвая
Укатится, улицы не узнавая,
В таинственный парк и вернётся к рассвету
По рельсам дождя на родную планету.

Денис Маслаков, 10 лет.

Однажды учительница сказала мне, что через год планируется узаконить экстернат. Я тут же пошла в Департамент образования с огромной кипой документов с телевидения, радио, из издательства и нескольких редакций. Боялась я страшно. Я вообще боюсь чиновников. Но, в конце концов, мой ребёнок тоже боялся уходить из школы. Ему было и страшнее, и труднее. Однако он отлично справляется. К тому же я это всё затеяла.

Как ни странно, меня не выгнали с позором. Погоняли, конечно, пару дней из кабинета в кабинет, но это уж святое! Чиновники ведь любят свою работу — нужно и им порадоваться. В результате мне продиктовали пару страшненьких, на первый взгляд, заявлений, в которых я брала на себя всякую ответственность. Мне стало смешно. Господа! Я взяла на себя всю ответственность полностью, когда забеременела. Полнее некуда. И никогда снимать её с себя не собиралась. Камень преткновения как раз в том, что школа пытается взять у меня часть этой ответственности. А я не даю. Заявления ничего не меняли в моей жизни.

Нас прикрепили к школе, которая в следующем году должна была стать экстернатной вполне официально. Я оформила кучу справок — из школы, из поликлиники, с работы моей, с работы Динькиной. Наконец, мы с сыном отправились в новую школу сдавать первый экзамен — историю. Не помню уж, за какой класс. Мы были уже узаконенными экстернатниками, так что это был первый официальный экзамен моего ребёнка. Как и что он сдавал в своей школе, я не видела. А тут решила по первому разу поприсутствовать.

Я представляла себе экзамены так, как сама всю жизнь их сдавала и принимала. Тянешь билет, в нём пара вопросов, готовишься и идёшь отвечать. То, что я увидела, потрясло меня. Учителя посадили перед собой моего ребёнка и устроили ему перекрёстный допрос. Три часа его гоняли по всем темам по порядку и вразнобой, не давая ни минуты на осмысление очередного вопроса. У меня было такое впечатление, что учителя подсознательно искали доказательств того, что без них ребёнок учиться неспособен. Я искренне сочувствовала им. Но сочувствие к собственному сыну всё же было сильнее. Я понимала, что сама ни за что не сдала бы такой экзамен, даже будучи кандидатом наук. Испугалась бы, растерялась, возможно, разревелась бы от такого напора.

Но Денис-то не знал, как обычно сдают экзамены. Поэтому он совершенно спокойно отвечал, увлекаясь, изображая исторических деятелей в лицах, разыгрывая целые сценки, рисуя на доске схемы битв. Глядя на него, я тоже временами забывала бояться. Просто смотрела спектакль, как в театре — не думая о судьбе актёра. Учительница, отпуская Дениса с пятёркой, тоже сказала: «Театр одного актёра!»

В среднем, Денис выучивал программу одного учебного года по любому предмету дней за десять. Гуманитарные предметы — чуть быстрее. Конечно, когда я говорю — десять дней, я не имею в виду, что он учился с утра до вечера. С утра до вечера он работал. Читал книги, играл с ребятами во дворе, ходил в бассейн, да мало ли занятий у человека! По воскресеньям — гонялся на яхтах. А вот два часа с самого утра, пока я ещё спала, он действительно занимался. Иногда ещё просматривал учебник перед сном.

Дэну полагалась получасовая консультация по каждому предмету, учителя постоянно предлагали за деньги дополнительные консультации. Но Денис и бесплатные-то использовал только по математике и по химии. Впрочем, преподавательница химии — директор школы — никогда не следила за временем и охотно объясняла ребёнку не только то, о чём он спрашивал, но и всё, что ей самой казалось неоднозначным. Денис по сей день вспоминает её с благодарностью. Что же касается математики, то преподаватели давали консультации так формально и с такой неохотой, что сын иногда отказывался от них просто от нежелания обременять столь занятых людей.

Однажды он позвонил мне на работу и, смеясь, закричал:

— Мам! Я промазал!

— Что значит — промазал? Не сдал?

— Да нет, сдал! Но там в учебнике было написано 7—9 классы. А я же не смотрю — учу всё подряд. Оказалось, за три класса.

— И что? Сдал за все три?

— Ага! Представляешь, как повезло!

Ну, если это называется везением, тогда, наверное, повезло…

Денису было лет десять, когда он вдруг сказал мне особым, очень серьёзным тоном, каким говорил только о сущностных вещах:

— Ма, знаешь, а у меня паззл сложился.

— Что? — удивилась я?

— Паззл теперь сложился. Я понял, что мир-то целый! Когда я в школе учился, у меня как-то всё по кусочкам было. Как будто — про разное. А теперь целая картинка. Сначала в каждом предмете сложилась, а теперь они все вместе совпали. И я вижу — вообще-то всё про одно. Только снимается разными камерами, с разных ракурсов. А если на режиссёрский пост вывести, то сразу видно — мир целый!

Мир как универсум. На каком курсе философского факультета я это поняла? Кажется, на втором. Интересно, поняла бы я это к десяти годам, то есть на полжизни раньше, если бы не училась в школе?

Глава 19

Монтируется жизнь, как передача:
Работа, мысли, видеосюжет.
Мне нужно много знаний и удача,
И человек, который ставит свет.
События монтировать не ново:
Для жизни только главное берёшь.
Но из себя не вырежешь ни слова
И неудачи, к счастью, не сотрёшь.

Денис Маслаков, 11 лет.

Меня часто спрашивали:

— Кто с ним занимается? Ты нанимаешь репетиторов?

Мне кажется, вся суть экстерната, все его реальные преимущества заключаются как раз в том, чтобы с ребёнком никто не занимался. Во-первых, он учится сам организовывать свою жизнь. Во-вторых, несёт ответственность, не разделяя её ни с кем. В третьих, он может подходить ко всему творчески. Ведь творчество — это свободный полёт в жёстких рамках. И здесь, в условиях тотального дефицита времени, но наедине с собой, можно справиться, только относясь к делу творчески. В четвёртых, он сам выявляет и применяет наиболее подходящие для него гносеологические методы, то есть идёт к знаниям своей собственной, а не чужой, дорогой. Наконец, он вырабатывает свою собственную мотивацию освоения каждого предмета.

Все эти умения и навыки совершенно бесценны в дальнейшей жизни.

Самым трудным в этой ситуации для родителей становится последовательное проведение в жизнь принципа невмешательства. Понятное желание облегчить своему ребёнку жизнь, поделиться собственным опытом, в сочетании с родительской привычкой руководить — гремучая смесь. Муж иногда не выдерживал и начинал командовать. Денис же, привыкший к полной самостоятельности, тут же вставал в оппозицию. Они мгновенно ссорились и расходились по своим комнатам страшно недовольные друг другом. А я бегала от одного к другому и выстраивала ситуацию для примирения.

Мне было гораздо легче. Я, как ролевая женщина, никогда и подумать не могла о том, чтобы руководить мужчиной, даже если это мой собственный новорожденный сын. К тому же я всегда знала, что облегчают детям жизнь те родители, которые не слишком своих детей любят. Нет, они, может быть, и очень сильно любят, но не осмысленно и недальновидно. Ведь воспитать — это научить человека жить нравственно, но без твоей помощи. Я так думаю. Поэтому я точно знала, что не вмешаюсь в его дела.

Однажды Денис спросил, не помогу ли я ему разобраться с чем-то ужасающе математическом. И я, не задумываясь, начала играть в открытую, говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, как обычно и делаю.

— Денёк, ты же знаешь, как я не люблю математику! И не помню её совсем. Конечно, если ты настаиваешь, я попробую разобраться сама и объяснить тебе. Но это наверняка займёт много времени — не день и не два. Мне же надо разбираться с самого начала! У меня всё это время будет отвратительное настроение, я буду злиться и кидаться на людей и собак. Ты действительно хочешь этого?

— Нет! — твёрдо сказал сын. — Я этого наверняка не хочу. Я сам разберусь.

— Спасибо, милый. Я так ненавижу эту математику! Я честно оттрубила десять лет в школе и потом ещё в универе. Честно сдала всё и тут же забыла.

— Я быстрее оттрублю! — засмеялся мой ребёнок. — И, возможно, не забуду.

Так и вышло.

Экзамен по математике принимали обычно письменно. Это была большая контрольная работа. Дениса сразу предупреждали, сколько заданий нужно сделать на какую отметку.

Когда сын впервые, придя с экзамена, сказал, что сделал ровно то, что необходимо на тройку, а остальное не стал решать, я выпала в осадок.

— А вдруг там где-нибудь ошибка?

— Ну уж нет! — засмеялся Денис. — Дудки! Я знаю, что я делаю! Я сделал то, в чём был уверен на двести процентов.

— А что, остальное ты совсем не знал, как решать?

— Почему же, знал. Можно было посидеть ещё часок и решить. Только мне времени стало жалко. А что, тебе нужна моя пятёрка по математике?

— Нет, что ты! — ужаснулась я такому предположению. — Зачем?

— Вот и мне не нужна. А время на дороге не валяется. Пусть в аттестате будет тройка. И все сразу поймут, что я люблю из предметов, а что — нет!

Что же! Заняв однажды позицию невмешательства, я была обязана распространить её и на отметки. И, должна сказать, ни разу не пожалела об этом. Зато во всех ВУЗах Денис учился только отлично — одну четвёрку получил за все годы.

Забавно, что ещё восьмилетним мальчиком он нашёл свой конёк — рассказывал собаке перед экзаменом освоенный материал. Из детской то и дело доносилось:

— Если ты, Манечка, думаешь, что сможешь решить эту задачку так, ты ошибаешься. Я тоже сначала купился. Можешь попробовать — получится полный бред. Ты вот про это неизвестное забыла. А вот через эту формулу… убедилась? Вот-вот, именно так!

Мы смеялись, что Маняша давно уже стала самой образованной собакой в мире.

Впоследствии, зарабатывая диплом практического психолога, Денис подвёл под свой метод мощную теоретическую базу.

Я думаю, именно благодаря Маняшиному терпению сын стал таким блестящим педагогом. И теперь, как бы он ни был занят на основной работе, сын непременно выкраивает один свободный день в неделю, чтобы не бросать своих студентов в одном из московских университетов.

Глава 20

Под объективом свет податлив.
Скорее бог я, чем факир:
Из хаоса отснятых кадров
Леплю ночами новый мир.

Денис Маслаков, 17 лет.

В тысячный раз удивляясь невежеству моих студентов в самых разных областях знаний, я радуюсь, что в своё время не струсила, не пошла на поводу у системы, казалось бы, безальтернативной. Денис образован куда лучше меня. А уж со сверстниками и сравнивать не приходится. Его знания глубже и разнообразнее, он отлично умеет применять их на практике и строить на их основе собственную теорию. Но самое главное, конечно, то, что учёба, освоение новых знаний — по-прежнему любимое занятие моего взрослого сына. Он не упускает ни одной возможности пройти какой-нибудь тренинг, повысить квалификацию, посетить семинар, походить на курсы. И это после того, как он отучился в трёх вузах. Он следит за новостями во всех трёх своих специальностях и немедленно вводит их в свой актив. Работая в трёх местах, он дописывает диссертацию и только что закончил заказанный ему учебник для вузов.

Я всегда хотела защитить его от системы, подгоняющей всех под одну гребёнку, и это мне удалось. Дэн остался собой. Более того, огромное количество проделанной им в детстве работы в сочетании со свободой и полной ответственностью, оказывается, даёт неожиданный результат. Дениса ничуть не тяготят никакие рамки. Он остаётся свободным творцом, строго соблюдая правила игры.

Юноши и девушки, прошедшие муштру детского сада и школы, то и дело на работе опаздывают, пытаются увильнуть от чего-то, работают напоказ совсем не так, как без начальства, выражают недовольство ограничениями разного рода. Денис же абсолютно уверен: принимая предложение работать на определённой должности, он принимает все правила игры оптом. В том-то и суть, чтобы свободно летать, не нарушая ни одного из этих правил. А то кому нужен, скажем, теннисист или яхтсмен, который не соблюдает правил соревнований? Будь он хоть трижды чемпионом, но его результат всё равно никому не пригодится. Денис всегда работает творчески и с максимальной отдачей, не нарушая ни одного, даже самого крошечного пункта, прописанного в контракте.

В отличие от большинства, он не радуется каждому очередному повышению, которые случаются у него гораздо чаще, чем принято, не бежит выяснять, насколько повысится его зарплата. Дениса интересует одно — новые должностные обязанности. Тщательно проанализировав их, обсудив ряд вопросов с непосредственным руководителем, он немедленно с головой окунается в работу. А радоваться, отмечать, выяснять размер зарплаты — это не его путь. Гораздо больше волнует его то, чтобы все налоги были выплачены полностью.

Стаж работы у Дениса 15 лет. Через несколько дней ему исполнится 24 года.

Глава 21

День не кончается, он переходит в историю —
Новое слово, а может быть, целый абзац.
То, что случилось — случилось. И с этим не спорю я.
Только история всё же зависит от нас.

Денис Маслаков, 10 лет.

Денис живёт уже третью жизнь. Это правда, причём, все три уложились в эту неполную четверть века.

Первая жизнь — литература, журналистика. Он прожил эту первую профессиональную судьбу в первые 13 лет. Активно работал, сотрудничал со многими престижными редакциями и издательствами, был переведён на пять языков. Его стихи можно найти в «Огоньке» и «Неделе», на сайте Ленинки и во множестве стран. Но Дэна никогда не интересовал социальный результат. Он самоутверждался в работе, а не в оценке её обществом.

До сих пор меня иногда спрашивают: а Вы не родственница поэту Денису Маслакову? В тринадцать лет Денис решил, что нельзя зарабатывать литературой. То есть талантом, данным от Бога. За художественное творчество получать деньги — не то чтобы грех, а скорее, предательство, что ли. Его идея такова — потому искусство и находится в таком упадке, что художники думают, сколько они за свои произведения получат, проживут ли на эти деньги. Поэтому нужно зарабатывать чем-то другим, а заработанные деньги вкладывать в творчество. Только так можно создать настоящие произведения искусства, возродить культуру.

У Дениса слова никогда не расходятся с делом. В тринадцать лет он перестал печататься, ушёл из всех редакций, хотя, разумеется, пишет и стихи, и прозу по сей день.

Вторая жизнь — это почти десять лет работы на телевидении. Сначала он был ведущим, комментатором, потом автором передачи, а потом, в соответствии с первым дипломом — оператором и, наконец, оператором-постановщиком. Здесь он тоже сделал себе имя. Ему писали, узнавали на улице, брали автографы, приглашали на презентации и праздники. Он вёл концерты и благотворительные вечера, выступал в школах и вузах. Когда он начал работать оператором, его продолжали соблазнять ролью ведущего с разных каналов. Но он считал, что и так слишком долго находился по ту сторону камеры. Теперь он приручал телевидение с его обратной стороны. Эту страницу Денис перевернул в 18 лет.

Он не просто ушёл с телевидения — мой сын ничего не делает наполовину. И, если уж он решил, что эта жизнь прожита, что ничего принципиально нового в ней он не сделает, то и черту надо подводить по-настоящему. Так Денис сменил фамилию. И начал всё с нуля. Новую жизнь он связал с наукой, преподавательской работой, работой практического психолога, ведущего тренинги и консультирующего тех, кому плохо. Новую, но последнюю ли? Не сомневаюсь, что если однажды он решит, что в этой сфере исчерпал свои возможности, он организует себе следующую, и следующую — столько жизней, сколько потребуется для полноценной самореализации.

Я, конечно, необъективна, поскольку очень люблю своего сына и горжусь им. Но, как Вы думаете, многие из нас способны, не моргнув глазом, оставить ту сферу деятельности, которая даёт нам известность, успех, хорошие деньги? Уйти на пике успеха, когда ты нарасхват, чтобы начать всё с самого начала под другим именем там, где о тебе не знают ничего. И никогда не воспользоваться плодами своей прежней работы.

Ни в ВУЗе, ни на основной работе никто и не подозревает, что у них работает тот самый поэт и телеведущий, журналист и актёр, о котором снимали фильмы, писали статьи в нескольких странах. Я лично не решилась бы так поступить. Но для Дениса ни формальный успех, ни известность, не имеет цены. У него другие ценности в жизни.

Он умеет нести ответственность за свои поступки и слова, за свою работу, за подчинённых и учеников. Он не боится ответственности и в полной мере отвечает за всё, что делает. Он умеет любую работу делать очень хорошо — творчески и с удовольствием, умеет ценить жизнь во всех её проявлениях. И для меня в тысячу раз важнее и дороже всех его успехов то, какой он человек, то, как он относится к делу, людям и жизни вообще. По гамбургскому счёту, не поступаясь ничем даже в мелочах.

Когда-то, вручая Денису аттестат, директор школы-экстерната сказала:

— Желаю тебе, чтобы все так же понимали тебя, так же уважали и ценили, как мы.

Дениса действительно уважают и ценят все, с кем он работает, общается или учится. Это особое отношение он честно зарабатывает ежедневной работой над собой и тем, какую высокую планку он задаёт себе всегда и во всём, поэтому и его требовательность к окружающим никого не обижает. Есть люди, которые его не понимают, побаиваются или не любят. Но уважают все.

Мир един. Но точек зрения, способов освоения и изучения его — множество. Чем лучше виден нам горизонт, тем больше путей и возможностей открывается перед нами. Эту истину я поняла не на традиционном пути учёбы в школе, МГУ, аспирантуре, не в научной деятельности. Эту истину объяснил мне мой ребёнок, и я очень благодарна ему. И, если я сделала что-то для него в этой жизни, то только одно — я старалась всеми возможными способами защитить его от ограничения свободы творчества. Свободы творчества в искусстве, науке, в организации собственной жизни. Я старалась научить его принимать любые необходимые рамки, делать их своими, родными, необходимыми, и быть свободным в этих рамках. Я старалась защитить его от лишних зависимостей, от стереотипизации мышления, от формализации отношений с миром. Всё остальное любой ребёнок способен сделать сам, я не сомневаюсь в этом.

http://1001.ru/arc/blackandwhite