Безумцы, дети, странники, уроды
и чужаки в почти любой земле
и времени — кто свет искал, кто звук,
кто в озареньи, кто наощупь, спьяну,
одни среди подобных, в кабале
пустой и мутной, как туман, свободы,
мы в бытия квадрат вписали круг —
следами, засвидетельствовав рану
души распятой в хаосе мирском.
К верхушкам мачт привязывали мы
верёвки от небесных колоколен,
и там, где тайно руны очертили
наш круг в тумане, становился болен
любой его коснувшийся, влеком
напевами, чуть слышными с кормы
далёких кораблей при полном штиле.
Распространялся медленно недуг,
но был заразен — каждый двадцать пятый
сходил с ума, а если выживал,
его уже свои не признавали,
и новый брат, с трудом вплетая в круг
стигматы ран, на дереве распятый,
при полном штиле сдерживал штурвал,
и веткою, как жезлом, от печали
и славы отмахнувшись, в тишине
за край верёвки дергал ненароком,
чтоб колокол скорбящим возвестил
нечаянную радость избавленья
от вечных мук в безсмысленном огне…
Запрут его иль назовут пророком,
он руны наши из последних сил
начертит кровью, а когда поленья
под ним зажгут, взойдём туда и мы,
всечасно ту же боль претерпевая,
и поклянёмся, кровники, в любви,
не омрачённой даже местью кровной,
на грани света и на грани тьмы —
к тем, кто «Распни!» хрипит, визжа и лая, —
в такой любви, что, стоя на крови́,
сквозь плач и скрежет вырвется зубовный.
Мы в Телеграм