А к сырой земле не прижаться мне:
Мать сыра земля в гари-копоти.
И сижу один меж седых камней
Рядом с гибелью, возле пропасти.
Надо мной кружит одинокий гриф,
Видно хочет попробовать падали.
Птица чёрная, проглоти свой хрип,
Скоро-скоро тебя я порадую.
По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.
Погляжу вперед — холодеет лоб
Под моей стопой — воды рваные,
Оглянусь назад, и тотчас озноб
— Ох ты, гостьюшка нежеланная.
Что-то я хотел, что теперь о том?
И зовёт к себе пропасть-хищница.
И хватаю я воздух жадным ртом,
Впрочем, кто пред смертью надышится?
По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.
Как надгробный крест распластался гриф,
Высоко взлетел, даль окидывая.
Ради падали в небесах парит,
Высота твоя незавидная.
Облака плывут, в облаках покой,
Над хребтами забылись мечтательно.
Отчего ж, душе, в красоте такой
Ощутил себя мертвечатиной?
По мне уже прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиною шаркает
С косою гостья скорая.
Похоронщик мой на валун слетел,
Чуть крылом меня не касается.
За спиной моей набелилась в мел
Ненасытная раскрасавица.
Я за всё своё получил сполна,
И у пропасти взял за правило:
Не глядеть на дно, а испить до дна,
Укрепи меня, Боже Праведный.
Напрасно, знать, прокаркали
Вороны, вороны.
И за спиной не шаркает:
Ушла в другую сторону.