Э, дорого́й! А мы уже приехали.
Стеною снег, доро́ги замело.
Спешили, вишь, отмеренными вехами,
Надеялись, а всё ж не пронесло.
Недаром отговаривал с поклонами
Хозяин постоялого двора.
Лежали бы на лавках, под иконами,
Иль самовар меняли б, как вчера.
Ну ничего, авось к утру уляжется —
Хотя нам до утра не дотянуть.
В такую пору вряд ли кто отважится,
Разыскивая нас, пуститься в путь.
Родные есть? Жена, детишки малые?
Вдова, конечно, горюшка хлебнёт.
Я, слава Богу, ни на что не жалуюсь,
Меня давно никто уже не ждёт.
Не пропивать меня друзьям-товарищам,
Не выть жене, глаза понаслюня.
И детям у последнего пристанища
Гурьбою не оплакивать меня.
Оно, конечно, кто там виноватее,
Но, просто так судача, не во зло,
Жену любую не поставлю с матерью…
Прости, коль и тебе не повезло.
Ты не гляди, я завистью не маялся,
Обижен не был Богом и людьми.
Жил, как умел, а ежели не справился —
Продашь коней, а деньги — на помин.
Лошадушки самой судьбой подарены.
Не подводили — только и всего.
Я ладил и с евреем, и с татарином,
И не стыдился Бога своего.
На жён чужих с гармоникой не зарился,
У шинкаря рубахи не пропил.
Чтил седину и первым в пояс кланялся.
Социалистов, правда, не любил.
Эх, завертелась юность верхтормашняя
Как этот снег, аж душу леденит.
Прости, Господь, за всё моё вчерашнее,
Прости и ты, и Бог тебя простит.
Ну и погодка, светопредставление!
Так отродясь в России не мело.
Лошадки загрустили без движения,
Стоят и только дышат тяжело.
Возьми тулуп, устройся поудобнее,
Молись, родимый, чтоб буран затих.
А если ждёт кого-то место лобное,
Уж лучше мне, покаявшись, взойти.
Э, дорогой! А мы уже приехали.
Стеною снег, дороги замело.
Спешили лишь отмеренными вехами,
Надеялись, а всё ж не пронесло.