Колонизаторам — крышка!
Что языки чесать?
Перед землёю крымской
Совесть моя чиста.
Крупные виноградины…
Дует с вершин свежо.
Я никого не грабил.
Я ничего не жег.
Плевать я хотел на тебя, Ливадия,
И в памяти плебейской
Не станет вырисовываться
Дворцами с арабесками
Алупка воронцовская.
Дубовое вино я
Тянул и помнил долго.
А более иное
Мне памятно и дорого.
Волны мой след кропили,
Плечи царапал лес.
Улочками кривыми
В горы дышал и лез.
Думал о Крыме: чей ты,
Кровью чужой разбавленный?
Чьи у тебя мечети,
Прозвища и развалины?
Проверить хотелось версийки
Приехавшему с Руси:
Чей виноград и персики
В этих краях росли?
Люди на пляж, я — с пляжа,
Там, у лесов и скал,
«Где же татары?» — спрашивал,
Всё я татар искал.
Шёл, где паслись отары,
Жёлтую пыль топтал,
«Где ж вы,— кричал,— татары?»
Нет никаких татар.
А жили же вот тут они
С оскоминой о Мекке.
Цвели деревья тутовые,
И козочки мекали.
Не русская Ривьера,
А древняя Орда
Жила, в Аллаха верила,
Лепила города.
Кому-то, знать, мешая
Зарёй во всю щеку́,
Была сестра меньшая
Казани и Баку.
Конюхи и кулинары,
Радуясь синеве,
Песнями пеленали
Дочек и сыновей.
Их нищета назойливо
Наши глаза мозолила.
Был и очаг, и зелень,
И для ночлега кров…
Слёзы глаза разъели им,
Выстыла в жилах кровь.
Это не при Иване,
Это не при Петре:
Сами небось припевали:
«Нет никого мудрей».
Стало их горе солоно.
Брали их целыми сёлами,
Сколько в вагон поместится.
Шёл эшелон по месяцу.
Девочки там зачахли,
Ни очаги, ни сакли.
Родина оптом, так сказать,
Отнята и подарена, —
И на земле татарской
Ни одного татарина.
Живы, поди, не все они:
Мало ль у смерти жатв?
Где-то на сивом Севере
Косточки их лежат.
Кто помирай, кто вешайся,
Кто с камнем на конвой, —
В музеях краеведческих
Не вспомнят никого.
Сидит начальство важное:
«Дай,— думает,— повру-ка».
Вся жизнь брехнёю связана,
Как круговой порукой.
Теперь, хоть и обмолвитесь,
Хоть правду кто и вымолви, —
Чему поверит молодость?
Все верные повымерли.
Чепухи не порите-ка.
Мы ведь все одноглавые.
У меня — не политика.
У меня — этнография.
На ладони прохукав,
Спотыкаясь, где шёл,
Это в здешних прогулках
Я такое нашёл.
Мы все привыкли к страшному,
На сковородках жариться.
У нас не надо спрашивать
Ни доброты ни жалости.
Умершим — не подняться,
Не добудиться умерших…
Но чтоб целую нацию —
Это ж надо додуматься…
А монументы Сталина,
Что гнул под ними спину ты,
Как стали раз поставлены,
Так и стоят нескинуты.
А новые крадутся,
Честь растеряв,
К власти и к радости
Через тела.
А вражьи уши радуя,
Чтоб было что писать,
Врёт без запинки радио,
Тщательно врёт печать.
Когда же ты родишься,
В огне трепеща,
Новый Радищев —
Гнев и печаль?
Мы в Телеграм