Чёрный флаг болтался на штыке.
Чёрный во́рон в мутном небе реял…
В маленьком волынском городке
резали
петлюровцы
евреев.
Груда изуродованных тел —
жуткий след кровавого погрома…
Но каким-то чудом уцелел
сын возницы — пятилетний Сёма.
Приютила кроху-сироту
украинка, добрая соседка.
Чем смогла, прикрыла наготу,
от бандитов прятала. Нередко…
Берегла его тревожный сон,
и еду, и ласку даровала.
Всё ж порою горько плакал он:
матери родной недоставало.
Где ты, ночь? И где начало дня?
Грабежи,
насилия,
«реформы»…
Был для Сёмы пострашней огня
даже просто вид военной формы —
«синий»,
«жёлтый» —
как их разобрать?
Что за батька? И какой он масти?
Та, что Сёме заменила мать,
причитала: — Ой, якэ нещастя!
Щоб скориш прыйшлы бильшовыкы,
може, свитло, може, краще будэ…
— Тётю, тётю, хто воны таки?
— Кажуть, хлопче, справедливы люды.
Дул весенний свежий ветерок,
в чистом небе солнце полыхало.
В маленький волынский городок
конница
Будённого
вступала.
Марш играл оркестр духовой,
в сёдлах в такт качались музыканты —
яркая звезда над головой,
на шинелях — пламенные банты.
Это явь, свершение, не сон:
городок от ужасов раскован.
…Конница ушла, но эскадрон
был оставлен и расквартирован.
Рано поседевший военком,
миновав проулок незнакомый,
постучался тихо вечерком
в двери хаты, где ютился Сёма.
Только он ступил через порог —
высоченный, кобура с наганом, —
жар и холод с головы до ног
охватили сразу мальчугана.
Задрожав, не помня ничего,
без оглядки он шмыгнул в подпечек.
Удивился военком:
— Чего
испугался этот человечек?
Неужель такой уж страшный я?
Иль усами рыжими пугаю?..
— Сгублена у хлопчика семья…
вин — еврей…
— Ах, вон что! Понимаю!..
Мы бандюгам не дадим уйти…
Хорошо, что ты, парнишка, выжил,
ты меня не бойся, выходи,
я тебя, вихрастый, не обижу.
Чует правду детская душа.
Словом человеческим влекомый,
всё ещё робея, чуть дыша,
из-под печки показался Сёма.
Словно взмытый сильною волной,
на плече он оказался разом!
— Здравствуй, хлопчик!
Здравствуй, дорогой!
Ишь ты, пострелёнок черномазый!
Ты совсем как мой сынишка Глеб,
только тот курносенький да русый.
На-ка, ешь красноармейский хлеб.
Он хоть чёрный,
но, ей-богу, вкусный!
…Проплывали песни в стороне,
военком мечтал неторопливо:
«Будет он расти в большой стране
равноправный,
вольный
и счастливый.
Будет та страна — родная мать
украинцу,
русскому,
еврею…
Кто ж его посмеет притеснять —
разве ж только контры да злодеи?!»
Лунный свет струился за окном.
На́ пол полутень бросали рамы.
Спал мальчонка безмятежным сном,
словно бы в объятиях у мамы.
Мы в Телеграм